Он оттолкнул меня, склонился над Луиджи, быстро нащупал пульс и заглянул в глаза.
– Уходи отсюда, Ритта! Тебе не место под пулями. И уноси ребенка.
– Но что же с Луиджи?
– Он мертв, его уже ничто не спасет.
Я ужаснулась. Он говорил это так спокойно, словно смерть брата нисколько его не потрясла.
– Да, черт побери, я уйду. Но не в дом.
– А куда же?
– Я уйду к отцу.
Жанно, испуганный шумом, что было силы заорал у меня на руках, но я не пыталась его успокоить.
– Ты безумна. Ты не понимаешь, что говоришь. Минуту назад ты и слышать ничего не хотела о своем отце.
– Минуту назад Луиджи был еще жив!
Меня охватила ярость. Как он не понимает? Как он может думать, что я допущу, чтобы из-за меня тут всех перебили? Чтобы застрелили его самого!
– Видит Бог, у меня остался только ты, Антонио!
– Я вполне могу защитить тебя.
– Но я уже не нуждаюсь в защите. Это слишком страшно.
Ему, конечно, было невдомек. Но я за свою жизнь слышала выстрелы разве что на королевской охоте. Все происходящее, вся эта бойня была слишком ненормальна для меня. Я еще раз взглянула на лицо Луиджи и содрогнулась от ужаса.
– Это выше моих сил, Антонетто. Я не могу. Прикажи, чтобы прекратили стрелять, я выйду к отцу, и тогда он оставит вас в покое.
Он скрипнул зубами.
– Может, ты и права. Но оставь, по крайней мере, ребенка. Дрожь пробежала у меня по спине. Ребенок! Разве я могу его оставить?
– Да что ты! – крикнула я, заглушая плач Жанно. – Это невозможно. Я умру без него.
– Его у тебя заберут, Ритта, ты же знаешь.
– Нет, – прошептала я. – Я буду просить их, умолять. Они же не звери, они сжалятся надо мной и моим ребенком.
Я даже не знала, верю ли в то, что говорю. По крайней мере, мне хотелось верить, пусть даже это был самообман. Кто знает, может быть, я преувеличиваю жестокость отца. Когда-то он сказал о моем сыне: «Будь он проклят». Но это было давно, почти год назад. И кто может не смягчиться, увидев этого прелестного малыша, его глаза, трогательную детскую улыбку?
– Прощайте! – произнесла я.
Слезы застилали мне глаза, когда я выходила через распахнутые ворота, покидая ферму Пьомбино. Содрогаясь, я увидела лицо своего отца. Взгляд совсем некстати отмечал какие-то мелочи: банты на туфлях, дорожную пыль на чулках, инкрустацию на ножнах шпаги…
Его пальцы, такие холодные, впились в мое запястье.
– Вот вы и со мной, мадемуазель, – услыхала я его язвительный голос, – ну, разве не трогательная встреча?
Он куда-то тащил меня, и я шла, не разбирая дороги, дойдя таким образом до кареты.
– Гони! – скомандовал принц.
Карета понеслась прочь от фермы Пьомбино.