Улита с Натой были водворены в среднюю комнату – с двумя большими окнами и книжным шкафом, где, кроме них, уже жил дряхлый пенсионный мотоцикл «Восход», который Эссиорху отдал один его приятель, женившийся на дочери военного.
– У них теперь в квартире идеальный порядок! Все блестит, полировка сияет. Годовалый ребенок раскормлен до состояния взрослого прапорщика. Яйца варятся ровно пять минут. Если четыре минуты – это недоработка. Если шесть – катастрофа. С байкерством, бедняге, конечно, пришлось завязать. Ему дали на это двадцать три часа сорок две минуты, – задумчиво сказал Эссиорх.
На «Восходе» он не ездил, но и избавляться от него было жаль.
Закончив разбирать вещи, Ната наведалась в ванную и мимоходом помыла голову. Голову Вихрова мыла всегда молниеносно, тратя на это не больше эмоциональных усилий, чем на чистку зубов.
– Стражи света как младенцы! Они пользуются детским шампунем! – сообщила она, вернувшись.
Улита хихикнула и даже сбегала посмотреть.
– Ты права! На нем даже написано: «не щиплет глазки»! – умилилась она, возвращаясь. – Только знаешь, небось, как всё было? Эссиорх обычно приходит в магазин и бубнит по списку: «Шампунь – один. Паста – одна. Порошок – один. Мыло – три». Марки он принципиально не запоминает и даже не разрешает их при нем произносить.
– А это еще почему?
– Он говорит, что потребительство заразнее гриппа. Грипп – сомнительное удовольствие на две недели, а потребительство – на всю жизнь.
Вихрова пару раз обошла мотоцикл и пришла к выводу, что, если между рулем и батареей натянуть веревку, его вполне можно использовать для сушки белья. Закончив на этом хозяйственные размышления, Ната рухнула на диван и принялась ныть, что у нее устали ножки и она умирает.
– Если тебе нечего делать – почитай что-нибудь, – с досадой сказала Улита, дергая подбородком в сторону книжного шкафа.
Она стояла у окна и озабоченно размышляла, где сейчас Арей. Однако оказалось, что скучающей Нате было не настолько нечего делать, чтобы открывать книгу.
– Я не люблю читать. Мне интереснее жить. В сущности, вся литература – это сплошное «Жил-был Вася». Только очень умными буквами! – заявила она.
Книги, продолжала Вихрова просто и логично, это разговор с мертвецами. Ведь большая часть писателей уже мертва, не так ли? Вот пусть те, у кого есть время и желание, беседуют со своими мертвецами сами, если им так хочется. У нее, Наты, такого желания нет.
* * *
Пока Ната рассуждала, а Чимоданов развлекал свое величество бытовыми поджогами, Корнелий вышел на балкон и стал смотреть по сторонам. Внизу листом молодой сирени дрожал свежеумытый город. Казалось, если напрячь слух, можно услышать, как жадно и быстро растет трава, решительно раздвигая тонкими зелеными пальцами землю.