Понял это парень только когда Дартих неожиданно бросился на него и повалил на землю. Сперва юноше показалось, что это одна из обычных выходок хозяина, который время от времени пинал и бил невольника — просто так, без злобы. Должно быть, по привычке — потому, что считал это правильным, так обращаться с рабом. Но, едва глянув в глаза Дартиху, парень сообразил — что-то не так. Коротышка молча указал вниз — там под склоном хвойный лес сменялся кустарником, а позади проходила дорога, тот самый тракт, к которому они шли… сколько? Две недели? Или больше? А по дороге двигалась вереница приземистых фигур — закованные в сталь бородатые коротышки, такие же приземистые женщины, закутанные в ворохи темных одежд… навьюченные ослы и пони… Гномы шли и шли, их было много, размеренно проплывали невысокие силуэты сквозь прорехи в переплетенных ветвях кустарника… Дартих вжимал спутника в толстый рыжий слой хвои и шишек, давил жесткой ладонью, не давал поднять голову. И еще долго после того, как по дороге протопал последний отряд нелюдей (снова бородачи в доспехах), двое путников лежали между хилых сосен… Наконец Дартих отпустил юнца, поднялся и отряхнул иголки с плаща. Парень тоже встал, подхватил мешок (уже почти пустой) и спросил:
— Что это было?
— А Гангмар его знает, что… — Дартих сплюнул. — Может, смерть наша… А может, горсть серебра… а может, и вовсе ничего. Смотря, кому о них рассказать получится.
Алекиан оглядел заполненную дворянами залу. По правую руку от него стоял трон чуть пониже того, на котором восседал сам император — там было место герцогини Тильской. Серая невзрачная женщина с очень резко выделяющимися на увядшем осунувшемся лице морщинами. Она старалась не подавать вида, как мучает ее унижение, но Алекиан знал, что герцогиня тяжело переживает резкую перемену судьбы — после мужниной победы над давним врагом, после торжества и триумфа — вторжение имперской армии, вести о разгроме и бегстве Фенгима, оккупация и мучительное ожидание суда. До Тилы уже докатились известия о суровости приговоров имперского суда в Ванетинии — сейчас жена мятежного герцога Тильского могла ожидать чего угодно. Алекиан вдруг ощутил, что получает удовольствие, наблюдая страх женщины и гнев ее сыновей. Юные наследники герцога стояли рядом с троном матери, старшему уже четырнадцать, почти взрослый парень. Император снова прислушался к себе — да, ему определенно нравится вызывать страх и ненависть в этих — еще вчера гордых и могущественных — людях. Герцогиня не выдержала его взгляда и опустила глаза. Император удовлетворенно улыбнулся и снова обратил взор в зал, окруженный по периметру гвардейцами в красно-желтом.