– А он тебя саму не обучал… подводному плаванию?
– Меня – нет, – отвечала казачка серьезно. – Он все жалел, что у него дочь растет, а не сын. Не с кем на подводную рыбалку отправиться. Кстати, я слышала, что все теракты дело рук какого-то аквалангиста. Это правда?
Полундра снова посетовал на болтливость Исрафилова, но не стал отрицать, сказал, что правда.
– Да, мне Абдул рассказывал, – сказала казачка, наливая еще по рюмке коньяка. – Прямо какой-то ужас… И не могут найти кто, да? Столько человеческих жизней погубить, и все из-за проклятой нефти… Ой, кстати… Мне же Абдул рассказывал. У вас ведь там, в ГРУ, какого-то полковника убили. Это что, правда?
– Да, правда, – Полундра поморщился, глядя на коньяк.
– Это был твой друг, да? Я так и поняла. Давай знаешь что? Давай выпьем за упокой его души! Так, не чокаясь… А то грех будет.
На этот раз они не чокнулись. Полундра сидел напротив молодой женщины и, не отрываясь, смотрел на ее наливающееся румянцем лицо, ярко-алые губы, весело блестевшие глаза. Голова у североморца шла кругом, он не мог понять, то ли от выпитого коньяка, то ли от присутствия Исрафиловой.
– Ой, в какое неудобное кресло ты меня посадил, старлей, – пролепетала Исрафилова, ставя рюмку на стол. – Вон диванчик-то у тебя какой удобный. Я рядом с тобой сяду, ничего?
Она, не дожидаясь ответа, проворно вскочила, уселась рядом с североморцем, как бы ненароком припала к нему своим горячим боком. Полундра и не заметил, как руки его сами собой обхватили тело молодой женщины, оказавшееся крепким, мускулистым, и это окончательно свело его с ума. Он потянулся жадными губами, стал целовать лицо, губы, подбородок, шею, спускался все ниже и ниже, где в разрезе блузки белела грудь. Он едва отдавал себе отчет в том, что его руки сами собой сдергивают с тела Исрафиловой блузку, со слепотой страсти шарят по телу, и ее руки точно так же, тычась вслепую, обнимают его самого, нащупывают пуговицы на рубашке, пытаются расстегнуть их и, не сумев этого, рвут напрочь. С силой повернувшись на диване, Полундра оказался поверх казачки. Мимоходом задел ногой журнальный столик, бутылка с остатками коньяка опрокинулась и покатилась на пол, увлекая за собой и рюмки.