— А ты, собственно, зачем приходил? — опомнился Турецкий.
— Забыл совсем, — Азаров хлопнул себя по лбу. — Я поговорил с секретаршей Сахнова, как вы мне и советовали. Я так понял, что она ему была не просто секретаршей, в том смысле что у них были гораздо более близкие отношения. Естественно, тот, кто пришел на смену Сахнову, привел свои собственные кадры, а от нее избавился. Она на него тут же обиделась и утверждает, что он карьерист, способный спокойно шагать по костям коллег к намеченной великой цели. Дескать, это именно он, а никак не Сахнов имеет дела с наркоторговцами и это он заказал Сахнова, чтобы занять его кресло и чтобы он ему не мешал. Доказательств у нее никаких, разумеется, нет, и вообще, я очень сомневаюсь в том, что она психически здорова. По крайней мере, наша с ней беседа сплошь состояла из истерик и валерьяновых возлияний. А посоветоваться я хотел вот о чем: как вы полагаете, эта фифа Долгова, она действительно ничего, кроме своей науки, не видит и не знает или сознательно нас запутывает?
Турецкий обсуждать этот вопрос откровенно не хотел, он вообще пожалел, что сдал Азарову секретаршу, но хоть в дальнейшем лучше обойтись своими силами. Потому он изобразил крайнюю степень усталости, помноженную на легкое опьянение, и предложил:
— Давай все-таки завтра об этом, ладно?
Азаров легко согласился и убежал.
— А зачем этот Цицерон на самом деле приходил? — задумчиво спросил Грязнов.
— Не понравился?
— Не знаю. Слишком шустрый и слишком молодой.
— Перестань, нормальный парень. Да ты сам небось такой же был.
— Потому и не понравился. А коньяку сколько выжрал, ты видел?! И спасибо не сказал.
— Может, ему генеральный поручил ненавязчиво провести со мной воспитательную работу. — Турецкий сквозь опустевшую бутылку посмотрел на товарищей и был вынужден констатировать, что пришла, видимо, очередь неизменных двух третей «Юбилейного».
Телефонный звонок остановил его на полдороге к сейфу.
— Турецкий! — недовольно рявкнул он в трубку и тут же осекся, сообразив, что на том конце провода не кто иной, как… Старухина.
— Александр Борисович, вы, помнится, выражали желание продолжить нашу беседу о наркомании в другое время и в другом месте?
— Вы… — он сорвался на фальцет, поперхнулся от волнения, откашлялся. — Выражал.
— Есть повод. Подъезжайте к моему офису через час, хорошо?
— Буду. — Турецкий осторожно положил трубку. — Все, мужики, вы тут, если есть желание, продолжайте, а у меня что-то вроде… рандеву.
— Старухина? — изумился Грязнов.
— Она.