— Ну, теперь бесполезно об этом думать, — сказал Под и обернулся к Арриэтте. — Что пишет дядя Хендрири в этом письме?
— Да! — воскликнула Хомили. — Где его письмо?
— Из него не очень-то много узнаешь, — сказала Арриэтта, передавая им бумажку, — тут написано только: «Скажи своей тете Люпи, чтобы она вернулась домой».
— Что?! — воскликнула Хомили, глядя на перевернутое «вверх ногами» письмо. — «Вернулась домой»? Что он хочет сказать этим?
— Видно, то, что Люпи отправилась к нам и с тех пор не возвращалась.
— Отправилась к нам? — повторила Хомили. — Но когда?
— Откуда мне знать, — сказал Под.
— Тут об этом не говорится, — сказала Арриэтта.
— Но это могло быть много недель назад.
— Вполне, — сказал Под. — Во всяком случае, достаточно давно, раз он захотел, чтобы она вернулась.
— Ах! — воскликнула Хомили. — А как же бедные малютки?
— Ну, малютки за эти годы порядочно подросли, – сказал Под.
— Верно, с ней что-нибудь случилось! — сказала Хомили.
— Да, ты права, — согласился Под. Он обернулся к Арриэтте. — Видишь, что я имел в виду, девочка, когда говорил об этих полях?
— О Под, — сказала Хомили, и глаза ее наполнились слезами, — верно, никто из нас никогда больше не увидит бедную Люпи…
— Кто-нибудь, может, и увидит, но не мы, — ответил Под.
— Под, — сказала Хомили серьезно, — я боюсь. Столько всего сразу случилось. Что нам делать?
— Ну, сегодня мы ничего уже не сделаем, — ответил Под. — Это точно. Можем только поужинать и лечь спать, — он встал.
— Ах, Арриэтта, — разрыдалась вдруг Хомили. — Гадкая, непослушная девочка! Как ты могла?! Как ты могла разговаривать с человеком… Если бы ты не…
— Меня «увидели», — сказала Арриэтта. — Я не виновата, что меня «увидели». Папу тоже «увидели». И дядю Хендрири. И я вовсе не считаю, что все так ужасно, как вы говорите. Я не считаю, что человеки такие уж плохие…
— Они плохие и хорошие, — сказал Под, — честные и обманщики — как придется. Если бы животные могли говорить, они сказали бы тебе то же самое. Держись от них подальше — вот что мне всегда твердили. Неважно, что они тебе обещают.
В ту ночь, пока Арриэтта тихонько лежала, вытянувшись на постели под раскрашенным потолком, Под и Хомили проговорили до самого утра. Они говорили в столовой, они говорили в кухне, а позже — гораздо позже — она услышала их голоса из спальни. Она слышала, как открывались и закрывались ящики, как скрипели двери, как выдвигались коробки из-под кроватей. «Что они там делают? — с удивлением думала она. — И что будет дальше?» Она лежала в своей мягкой постели тихо-тихо, и рядом были ее любимые вещи: марка с видом гавани Рио-де-Жанейро, серебряный поросенок, бывший раньше брелоком, бирюзовое кольцо, которое она иногда, просто ради шутки, надевала на голову как корону, и — самые дорогие ее сердцу — прекрасные дамы с золотыми трубами, плывущие по потолку над мирным белым городком. Лежа вот так тихо и неподвижно в постели, Арриэтта вдруг поняла, что, конечно, она не хочет все это потерять, но и другого она терять тоже не хочет; и приключения, и безопасность — вот чего ей надо. А этого-то (говорили ей безустанный шепот и возня за стеной) иметь и невозможно.