Он повез ее в гости к своим. Куда-то на задворки торгового центра. К Вахиду. Как Мила поняла, главе их семейства.
Вахид был толстым и седым. Он радостно поднялся им навстречу.
— Вот, Вахид, та девушка, которая меня спасла. — Мила протянула руку. Теперь, правда, она не знала, как следует себя вести. Но из рассказов Аслана ей понятно было, что лучше промолчать.
— Ты здесь всегда желанный гость, девочка, — сказал ей Вахид. А потом заговорил с Асланом по-чеченски.
Визит вежливости был закончен. Ей было даже лестно, что он ее кому-то показал. Но ведь спас ее вообще-то он. А надо было об этом говорить Вахиду или не надо было, она не знала. Ей не хотелось, чтобы все вот так закончилось. Но он молчал. Он вез ее домой.
Он вышел из машины. И проводил ее до дома. Был вечер. Зажглись фонари. Во дворике за церковью было совсем темно. Они остановились у ее парадной. Он помолчал, а потом, глядя себе под ноги, сказал:
— Я не хочу обижать тебя. Но нам не нужно встречаться. Я принесу тебе несчастье.
— Обещаешь? — она улыбнулась.
— Обещаю… — он смотрел теперь прямо. — Мы ничего друг другу не должны. Мы в полном расчете.
— Хорошо. Хорошо. — Она подозрительно легко согласилась. — Хорошо. Тогда поцелуй меня на прощание.
— Я не умею целовать женщину на улице.
— А снимать женщину на улице ты умеешь? — спросила она едко.
— Умею, — жестко ответил он. — Только потом лица ее не помню. А вот твое лицо я помню хорошо.
Она, конечно, знала, что так и будет. Она боялась этого. И вот… Но он прервал ход ее мыслей.
— Знаешь, есть такое чеченское предание. В горном селении путник постучал в дом. Ему, конечно, открыли. По закону, в горах в дом пускают всех. И три дня не спросят, зачем ты пришел. Так вот, его пустила женщина. Оставила на ночлег. Всю ночь просидела за прялкой. Утром поливала ему водой, чтобы он умылся. И он случайно задел ее руку. А когда узнал, что хозяйка, оказывается, всю ночь была дома одна, он взял кинжал и отрубил себе палец, которым случайно ее коснулся. Так у нас относятся к чести женщине. И я не стану идти против того, к чему привык.
Она все поняла. И ей хотелось спорить. Хотелось доказать ему, что он не прав. Что все теперь иначе. Другие времена. И женщины другие.
— А что, у вас жены не изменяют?
— Нет. Разве им хочется умирать?.. А за измену — убивают.
— Что, и сейчас?
— Да. И сейчас.
— Но ведь на русских тоже женятся?
— Редко.
— А ты мог бы жениться на русской? — Она знала, зачем спросила.
— Я бы не стал. — Он смотрел на нее серьезно.
— Да? Интересно почему? — Ей стало ужасно обидно.
— Ты со мной все время споришь. И совсем не умеешь молчать. Вот поэтому.