— Как? Как она это сделала? — Шпанский мгновенно вскочил и забегал вокруг возлежавшей как ни в чем не бывало Изиды.
Изиде не положено было дублировать и трактовать саму себя. Она осталась полулежать, как прежде. По ее нечаянным жестам, которым члены кружка Изиды придавали высший символический смысл, объясняли и предугадывали они грядущие перемены, всемирные катастрофы и тому подобное. На соседний диван поспешно плюхнулся Иволгин и стал повторять ее жесты. Шпанский внимательно наблюдал за ним, теребя козлиную бородку,
— Федор, Федор, светлая голова, — обратился Шпанский к философу Кунаку, — ты как это трактуешь?
Кунак попробовал сфокусировать свой взгляд на Шпанском, потом перевести его на Людмилу, но не смог и расслабленно заулыбался в неопределенное пространство.
— Я, например, полагаю в отношении косы Изиды следующее. Мировая душа, как стремление неопределенное, сама собой не может достигнуть того внутреннего единства, к которому бессознательно стремится. Вот эта коса Изиды и есть символ всеединства, к которому стремятся разбросанные в беспорядке Ее золотые волосы.
— Дмитрий Васильевич, — обратился к Шпанскому лежащий в позе Изиды поэт Иволгин, — в чем же заключено это единство, к которому стремится Мировая душа?
— Оно содержится, голубчик мой Сережа, в Боге, как вечная идея. Оно даст Мировой душе определенную форму.
— Они идут друг другу навстречу, — сказал вдруг философ Кунак, имя в виду свои сходящиеся на переносице глаза.
— Совершенно верно, Федор, — подхватил тут же Шпанский. — Божественное начало стремится к тому же самому, что и Мировая душа. Они стремятся друг к другу. Но Божественное начало пытается воплотить идею всеединства в другом, а Мировая душа хочет получить от другого то, что она не имеет, а, получив эту идею, воплотить ее в материальном хаосе. Это и есть цель мирового движения.
— Прыгают! — воскликнул в этот момент философ Федор Кунак, показывая на стулья.
— Федор опять прав. Приблизиться к истине можно только прыжком, не постепенным накоплением знаний, а прыжком, прозрением. Изида показала нам сейчас, что в мировом абсолютном движении совершился еще один существенный скачок. Мы на пороге великих событий, огромных свершений…
Неожиданно Людмила встала с дивана и вышла на середину комнаты. Присутствующие замолчали, пораженные. Запустив руки в свою толстую косу, она вдруг распустила ее, и на шелковое платье пролился золотой водопад ее волос.
— Дмитрий Васильевич! — закричал в страхе поэт Иволгин. — Что это?! Возвращение первобытного хаоса? Катаклизм вселенский? Мне страшно, братья мои!