В это время отец крикнул в кухни:
— Ребята, вы бы закрыли дверь, от вас пар идет по исей квартире! Что вы, совсем стыд потеряли? У нас же обои отклеятся…
«Это точно, — подумал я в бреду, — пар от нас валит, не то что по всей квартире, по всей Москве, и уже третий день; что дальше будет — не знаю…» Щелкнула задвижка — дверь в ванную была заперта.
— Ленька, — позвал я тихо, — иди сюда… Я сейчас с ума сойду… — Я открыл душ на полную мощность, — пусть он заглушит все остальное, пусть смоет все, а потом — будь, что будет — я уже ничего не соображал.
Ленька в мгновение ока очутился возле меня в ванне, его синие плавки остались лежать на стуле за занавеской.
Наша просторная ванная, как я уже писал, была окружена зеркалами, и в них мы отражались со всех сторон. Я никогда еще не видел нас одновременно в зеркалах, обнаженными, под струями воды — это так меня завело, что я уже не мог остановиться, если бы и хотел — да я и не собирался… Ленька едва дотронулся до моего тела мокрыми пальцами. Его руки скользнули по моим бедрам, по животу — и тут же я пролил в них свою любовь, трепеща и прижимаясь к нему всем телом, едва не задохнувшись и припадая губами к его рту — я не знаю, откуда во мне был такой неиссякаемый поток этой страсти, и все мне казалось мало… Вы осуждаете меня, господа строгие читатели? Вы считаете меня безнравственным, развращенным, испорченным мальчишкой, считает, что я утратил всякий стыд — а что мне было делать теперь, скажите, что? Ведь я же любил его, я его любил — любил больше жизни… и видел, как он безумно любит меня. Я так долго мечтал о нем, я страдал, я плакал, я так добивался его любви — а теперь я должен был остановиться?
…Ленька стоял передо мной, весь как есть — обнаженный, загорелый, омываемый струями воды, с мокрыми волосами, рассыпавшимися по его лицу, падавшими на плечи — такой безумно красивый… Лицо его разрумянилось, глаза светились, он учащенно дышал, он был весь, до краев, наполнен любовью и страстью, и эта страсть была устремлена на меня. Что, если я скажу вам, что опустился перед ним на колени и, не в силах сдержаться, открыл рот и, как бы в жарком поцелуе, припал губами к тому, чем он так желал соединиться со мной, в чем была сосредоточены его страсть, и нежность, и сила. Ленькины руки неистово ласкали мои волосы, мои плечи, он тяжело дышал — это была ТАКАЯ близость, какую мы с ним еще не испытывали ни разу. Я обнимал и гладил его мокрое тело — божественно прекрасное, такое безумно любимое и так мучительно желающее меня, его напрягшийся живот, его подвижные бедра… Все опять произошло, и завершилось так же стремительно и так же бурно, как и у меня — и я едва не захлебнулся. Я чувствовал во рту его содрогания и ощущал незнакомый терпкий, горячий вкус — мой язык, мои раскрытые губы и подбородок были обильно залиты влагой его любви… Когда все закончилось и утихло, я осторожно поднял на него глаза — он смотрел на меня потрясенно, и я сказал, как всегда, в своем духе: