Шут (Паттерсон, Гросс) - страница 107

– Сир... – Я подобрался поближе к камере. Мне нужно было поговорить с ним. Узнать, кто такие эти темные рыцари. Что они искали в деревне. Какое сокровище могло стоить жизни столь многим людям.

Я потряс решетку.

– Сир... пожалуйста... – умоляюще прошептал я.

Узнает ли он меня? Захочет ли разговаривать? А если закричит?

Внезапно в соседней камере кто-то громко застонал. Я сделал еще один шаг и увидел достойное жалости несчастное существо – женщину с бледной, почти прозрачной кожей, с высохшими, как солома, волосами, худую, словно привидение. Прижав ладони к лицу, она бормотала что-то неразборчивое. Кожа ее была покрыта язвами.

Я вздрогнул. Ну и зрелище! Что же такого совершила эта бедняжка? За какие грехи ее наказали столь жестоким образом, оставив гнить заживо в каменной норе?

Я вернулся к мэру. Время истекало.

– Вы слышите меня, сир? Я видел вас в Сен-Сесили...

Сумасшедшая в соседней камере запричитала громче. Я прошипел, чтобы она замолчала, и тут...

Словно ледяные пальцы сжали сердце.

Слова, которые она бормотала... Раскачиваясь и закрывая лицо руками, несчастная повторяла и повторяла одно и то же, нараспев... как молитву... Громче... еще громче...

Боже! Этого не могло быть! Я не верил своим ушам.

Встретила девушка молодца-странника

В тихую лунную ночь...

Глава 71

Сердце забилось в груди, как птица в тесной клетке. Этого не может быть! Не может быть... не может...

Подбежав к ее камере, я прижался к ржавой решетке, стараясь разглядеть стертые тенями черты лица.

Много страшных картин осталось в моей памяти: отрешенные глаза падающего в пропасть Нико... удивленное лицо Робера, глядящего на разрубивший его меч... занесенный над моей головой меч в руке огромного турка... Но даже эти жуткие сцены не подготовили меня к тому, что я видел сейчас.

Я смотрел на жену... ту, которую считал умершей.

– Софи?

Слово, даже произнесенное шепотом, застряло в горле.

Она словно не слышала.

– Софи! – позвал я уже громче, чувствуя, что сердце вот-вот сорвется в пропасть и разобьется на куски.

Она подняла голову и повернулась ко мне.

– Софи, это ты?

Женщина лежала, свернувшись, в тени, и я все еще не был уверен, что вижу свою жену. Скудный свет от ближайшего факела не позволял рассмотреть детали изможденного лица, превратившегося в обтянутую сухой кожей маску. Волосы, некогда пахшие медовой свежестью, свисали грязными, спутанными космами, уже не золотыми, а серебряными. Из провалившихся глаз, пустых и остекленелых, сочился желтоватый гной. И все же... нос, мягкая линия подбородка, нежный изгиб шеи были знакомы мне... я не мог ошибиться... Неужели это Софи? Неужели эта съежившаяся на грязном каменном полу, покрытая язвами, полусумасшедшая несчастная – Софи?