Будь ты проклят, Болдуин. И будь проклят я сам. За глупую гордость.
Я опустился на колени. Жена, сын... Мэттью... Все погибли. Все погибло. Сколько смертей.
Люди стояли молча, давая мне выплакаться. Потом кто-то положил руку мне на плечо. Я проглотил слезы и поднял голову. Отец Лео. Раньше я никогда не обращал особого внимания ни на него самого, ни на его проповеди. Сейчас я молил о том, чтобы он не убирал руку, потому что только она не позволяла мне упасть на землю под бременем стыда и горя.
– Не кори себя, Хью, – тихо сказал священник. – Это не ты сделал, а Болдуин.
– Да, Хью, ты ни при чем, – поддержали его из толпы. – Ты не виноват. Это дело рук Болдуина.
– Мы платим положенное, и вот как этот ублюдок благодарит нас, – крикнула какая-то женщина.
– Хью должен уйти, – возразила другая. – Он убил Норкросса. Из-за него у нас одни несчастья.
– Да, он убил Норкросса. И правильно сделал! Кому еще из нас выпало такое горе?
Голоса звучали все громче. Одни защищали меня, другие проклинали. Несколько человек начали бросать в меня камни.
Одо и отец Лео пытались вразумить недовольных.
– Пожалей нас, Хью, – услышал я. – Пожалуйста, уходи, пока рыцари не вернулись.
Шум перекрыл громкий женский голос. Все повернулись и замолчали.
Это была Мари, жена мельника. Я помнил ее. Она была лучшей подругой моей Софи, и в тот день, когда Норкросс утопил ее сына, они вместе ходили к колодцу.
– Мы потеряли больше, чем вы. – Выступив вперед, она обвела толпу горящим взглядом. – Двух сыновей. Одного забрал Болдуин, другого – война. Да еще и мельница... Но Хью пострадал сильнее всех. Вы вините его, потому что боитесь указать на истинных виновников. Не Хью сжигал наши дома, а Болдуин.
– Мари права, – поддержал ее муж, Жорж. – Убив Норкросса, Хью отомстил и за нашего сына. – Он протянул мне руку и помог подняться. – Я рад, что ты вернулся.
– И я, – прогремел Одо. – Надоело пригибаться каждый раз, когда к городу приближается всадник.
– Верно, – закивал портной Мартин. – Не Хью виноват в наших бедах, а Болдуин. Но что мы можем сделать? Мы же все связаны с ним клятвой.
И вот тогда, в тот самый миг, когда я, глядя в глаза соседей и друзей, видел страх и беспомощность, меня вдруг осенило:
– Тогда откажемся от клятвы.
Все как будто онемели.
– Откажемся от клятвы? – ахнул портной.
Люди переглядывались и качали головами, как будто я предложил что-то безумное.
– Если откажемся от клятвы, Болдуин вернется. И тогда запылают уже не только наши дома.
– Когда он вернется, мы будем готовы к встрече, – громко сказал я.
Настороженная тишина повисла над площадью. На меня смотрели как на еретика, навлекшего своими словами кару на головы всех.