— Елизавета Константиновна, — продолжил Турецкий. — Мы в курсе того, что у Софьи Эдуардовны в то время был тайный друг, я имею в виду «тайный» от Дубко. И знаем, что именно из-за этого и случилось избиение…
Станцева крепко сжала губы и сердито сверкнула глазами на Александра Борисовича:
— Никто не вправе судить ее за это! Сонина жизнь с этим типом была сущим адом, но должен же быть у человека даже в аду хоть какой-то просвет?!
— Я и не сужу, Боже упаси! — остановил ее Турецкий. — Я просто даю вам понять, что скрывать какие-то детали случившегося у вас никакой необходимости нет. Ведь Софья Эдуардовна в тот вечер, когда Клабуков привез ее сюда, отказавшись от врача, вызвала этого человека, верно?
Женщина помолчала, раскуривая новую сигарету, потом мрачно посмотрела на Турецкого:
— Понимаю… Понимаю, к чему вы ведете… Вы ведь доследуете дело об убийстве этого подонка? И, вероятно, решили… И что это вам даст? Я понятия не имею, где он сейчас, что с ним… Соня с этим мужчиной больше не встречалась, она вообще ни с кем больше не встречалась! Доктор, которого я все-таки привела на третий день, настоял на том, чтобы она легла в больницу… Насколько знаю, этот парень (я даже имени его не помню!) пытался с ней связаться, но она…
— Ей, судя по всему, было не до любви. Кроме того, своего молодого любовника Софья Эдуардовна, вероятно, как раз и подозревала в этом убийстве… Почему бы нам с вами не назвать вещи своими именами? А, Елизавета Константиновна? — сухо произнес Турецкий. — И, соответственно, предпочла держаться от него подальше.
— Я понятия не имею, кого и в чем подозревала Соня. — Станцева сверкнула на Сашу глазами. — Об этом лучше поговорить с ней самой. А относительно того, что ей было и в больнице, и после нее не до любви, — тут вы правы! Этот подонок отбил Софье почку, сломал несколько ребер, все тело у нее было в синяках и кровоподтеках… С тех пор моя несчастная подруга так и живет с одной, к тому же нездоровой, почкой и нарушенным обменом веществ. Стоит ли удивляться, что она выглядит старше меня?
Александр Борисович посмотрел на крепко сжавшиеся после этого риторического вопроса губы женщины и покачал головой.
— Я понимаю вас. Поверьте, никто бы не стал ворошить эту старую историю, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Ваше желание дистанци-роватъся от нее понятно. Но ведь я прошу о немногом: поподробнее рассказать о том вечере, когда Соркину привезли к вам и она, отказавшись от «неотложки», попросила вызвать сюда того человека, имя которого вы, судя по всему, забыли. Все-таки лет прошло немало, понять можно.