Да, братцы мои, странные ощущения возникали от этого застолья за стенами одного из самых старых в стране тюремных замков…»
Лена закрыла дневник со странным чувством. Теперь она знала: Игорю действительно было что прятать — прятать от нее, от других, вообще от постороннего глаза. Она не все поняла из того, что прочла. Но хорошо ощутила, что за этими записями, очевидно, стоят какие-то конкретные люди, знать о которых, как он и говорил, может быть просто опасно. И вообще, мало того что он и так секретный, этот дневник, но и в нем вдобавок одни головоломки. Тут, наверно, все зашифровано, засекречено еще раз. Ну например, если этот Никон и правда сидит в тюрьме — почему там у него ковры? Или это тоже шифр? Или речь не про тюрьму? Почему у него там телевизор, да еще и с порнухой? А если это и правда тюрьма, то кто в ней, такой необычной, всем заправляет? Те, кому это положено, настоящая власть, как там они — вертухаи, охранники, — или все тот же Никон, явный бандит? Наверно, как раз он, иначе с чего бы так заискивал перед ним тот мешковатый надзиратель? Или это все же не тюрьма… ну, не обычная тюрьма, а какая-нибудь… частная, что ли…
Все эти головоломки мог бы расшифровать ей Игорь, знавший явно много больше того, чем было записано в его странном дневнике. Но у Игоря спросить об этом вряд ли получится — ведь она и так уже нарушила его запрет, влезла в ту самую «сороковую комнату» Синей Бороды, сунула без спроса нос в его бумаги. Он, конечно, не Синяя Борода, но и спрашивать она у него ничего не может. Это ей вперед наука. Раз он сказал про какие-нибудь свои дела: не суйся, мол, это личное, значит, надо ему верить, значит, так все оно и есть… Она быстро сложила листки, завернула в полиэтиленовый пакет и опять завалила Доллиными шмотками. Черт с ними, пусть тухнут на своем старом месте, раз так нужно для дела… Все, все! Она ничего не читала, ничего не знает, пакета никакого не находила!
Брезгливо отмывая руки после чужих вещей, Лена много чего успела передумать неприязненного об их хозяйке, но ей даже и в голову не приходило, что белье это принадлежит вовсе не Долли, к которой она так ревновала Игоря, а той чернявой Анне Викторовне, которая ей нравилась и которую все звали Нюсей. А если бы узнала про это, скорей всего подумала бы: ну и что? Неважно! Было, как говорится, и быльем поросло.
Ах, если бы она была чуть взрослее, чуть опытнее, если бы она могла догадаться, почувствовать, что сама Нюся думает совсем, совсем не так!..
19
Она нисколько не ошибалась: уж если кто действительно и мог объяснить ей, что тут к чему, — это был именно Игорь Кириллович, тем более что описанное им посещение Бутырки не далее как в понедельник имело свое продолжение, так сказать, вторую серию.