— Вы свободны, — сказал Юрий Петрович конвоиру и, когда тот вышел, повернулся к Минаеву: — Садитесь, Алексей Евдокимович. Я ваш адвокат, меня зовут…
— Я, кажется, вас знаю, — кивнул Минаев. — Мне о вас как-то говорил Женя Елисеев, вы вместе учились, верно?
— Верно. А что, разговор этот был с чем-то связан или случайный?
— Вы знаете, Юрий Петрович… Я правильно вас называю?
— Абсолютно.
— У меня практически не бывает времени для разговоров вообще. Разве что сейчас вот, когда… — Он с непонятной усмешкой окинул стены. — Когда оно так неожиданно и некстати появилось. Дело в том, что я некоторым образом предвидел — разумеется, не этот вариант, но нечто, возможно, похожее. И попросил Евгения, на всякий случай, присмотреть здесь у вас, в столице, приличного адвоката. Не записного оратора, больше работающего на публику, вроде… а, да вы и сами их знаете! Нет, я хотел бы иметь своим адвокатом человека, который захочет действительно разобраться во всех хитросплетениях нашей экономической политики, насквозь пронизанной метастазами криминала. Извините, может быть…
— Ради бога, я прекрасно вас понимаю. Но парадокс сложившейся вокруг вашей личности ситуации, на мой взгляд, заключается в том, что, как бы значительны ни были причины, по которым вас упрятали сюда, сами действия в отношении вас являются незаконными. Я исхожу из того немногого пока, что мне удалось выяснить на протяжении сегодняшнего утра. И потому мы не будем вдаваться в подробности, скажем так, высокой экономической политики, а займемся конкретикой, спустимся на землю.
— Согласен. И еще вопрос, Юрий Петрович. Елисеев все сделал верно? Договор там, или как это у вас называется? Аванс и прочее?
— Не волнуйтесь, все сделано по закону. Он имеет доверенность, выданную ему вами, и все эти проблемы мы решили у нас в консультации сегодня же утром. Поэтому, если у вас нет ко мне дополнительных вопросов и пожеланий, давайте не будем терять времени. Кстати, извините за… — Гордеев приложил ладонь к груди. — Как вы тут… чуть не сказал — устроены?
Минаев усмехнулся:
— Я где-то читал, что обычно люди, попадающие в ситуации, подобные моей, могут сломаться. Возможно. Но я понял уже, что ко мне это не относится. Когда есть о чем думать и какие проблемы решать — для себя, — пока внутренне, так сказать, — никакой трагедии я вокруг не наблюдаю. Люди разные, а если к обстоятельствам относиться спокойно и без претензий, жить можно везде.
— Вполне философский вывод, — слегка улыбнулся Гордеев.
— Вот именно. Так что вас интересует в первую очередь?