— Моя плоть, грубая невольница, вышла из повиновения и бросила на дороге светильник разума, дабы он погас во тьме.
Возникло молчание, и Виджайя, не давая ему продлиться, сказала беспечно, как говорят второстепенное, продолжая размышлять о главном:
— Я дам тебе зерно. У меня много запасов от прошлых лет, и ныне хлеба уродилось вдосталь… — затем она подняла унизанный перстнем палец, призывая к вниманию: — Посевы были причиной твоих хлопот. Занятая одной мыслью, ты каждый день выезжала из дома и потому увидела юношу… Это значит, что разум вёл за собою плоть, и остаётся обратить познанное тобой в умозаключение. — Наставница сказала далее: — То, что встречает улыбку, дарит вздохи и вершит судьбы, я — из стремления к ясности — назову словом, принятым у северян-гипербореев…
Вдохновение сделало её столь привлекательной, что даже эпитеты «дивно прекрасная» и «великолепная» не показались бы напыщенными. Она произнесла:
— Если тебе снится большой хуй, не жди непременно богатого урожая. Ибо хлебный колос наливается не так, как наливается хуй.
Акеми едва успела повторить в уме услышанное, как Виджайя хлопнула в ладоши — в покой вошли четверо обнажённых невольников, и женщины предались наслаждениям с ними.
14 июля 2004