— Иом а тнемелуес те трассийбо арднеивед ем иуг' ербмос тирсе л иси еннеив еуг ксеуев едж! — епископ швырнул в мертвое тело факелом, но в тот миг, когда тот почти попал в цель, пламя внезапно погасло, и во время мига ослепления мраком оказалось, что убитой девочки в центре пентаграммы больше нет.
* * *
— А! — Настя испуганно вскинулась в постели и мертвой хваткой вцепилась в спящего рядом Никиту Хомяка.
— Ты чего, родная? — сонно отозвался тот, подтягивая одеяло на плечи.
— Он идет! Никита, он идет!
— Да кто идет? — на этот раз плечистый мужчина открыл глаза и, сладко зевнув, вперился взором в супругу.
— Я не знаю… Но я чувствую, я чувствую его! Он силен. И он страшен. Он придет сюда, на нашу землю, на остров Перуна.
— Остров кого?
— Отца варяжского… — женщина притихла и испуганно зашарила глазами по сторонам.
— Это он, что ли идет?
— Нет, он спит…
— И нам того же не помешает, — сварливо отозвался Хомяк и снова опустил голову на подушку. — Спи.
В небольшой избушке, притулившейся на берегу Невы, опять наступила тишина.
* * *
Погасший факел откатился в сторону, и от него по подземелью прокатилась волна холода. Неясная тень скользнула по потолку, метнулась к завешанному в углу ходу в пещеру, вернулась обратно и стремительно нырнула за спину главы епископства.
— Ты здесь, Лучезарный? — неуверенно спросил хозяин замка.
В ответ послышался клокочущий смех:
— Ты думаешь, ваш Лучезарный только и думает, как поскорее примчаться на зов какого-то смертного?
— Но в книге написано о том, как вызывать демона Тьмы!
— И это правильно, — смех превратился в шелестящий шепот. — Но только книга эта написана еще тогда, когда о Люцифере никто ничего не знал…
Звук смещался вправо, влево, вверх, становился то громче, то тише, и епископ Дерпта наконец взмолился:
— Где ты, демон?!
— Я здесь… — голос, казалось, разорвался прямо в черепе священника. — Чего ты хочешь?
— Я… Я раб Сатаны, и я хотел воплотить его в этом мире, призвать его на тысячелетние царствие….
Громогласный хохот заставил епископа зажать уши:
— Ты хотел смертью младенца послужить тому, кто предал своего Создателя ради того, чтобы научить вас добру и злу? Чтобы научить вас любви и счастью? Несчастный… Пройдет всего два десятка лет, и ты покинешь это тело, чтобы предстать перед ним. Ты можешь хоть примерно представить себе, какая кара ждет тебя за эту смерть? Или за муки вот этого маленького, глупенького, жадного человечка, насаженного на ножи, но защищенного от гибели? — по телу снизу вверх щекотно пополз вкрадчивый детский голосок:
— Тебе сказать, что ждет тебя, смертный?