Часа в два ночи на моё имя в клуб был доставлен пакет от бригадного с официальным извещением о том, что полковник Богданов смещён с должности командира полка. Какая быстрота решения! Как сумели меня разыскать?
В три часа ночи я был на вокзале и встречал жену и детишек, вернувшихся из Петрограда. Как счастлив был я их видеть! Каким-то чудом они великолепно доехали до Екатеринбурга. Это был единственный поезд, дошедший в нормальных условиях. Следом шли поезда, переполненные солдатнёй, бегущей с фронта.
После полковника Богданова дошёл черёд и до полковника Тимченко.
Надо сказать, что Владимир Ильич, будучи человеком ограниченным, меня не понял и стал коситься на мой красный бант, который я и сам ненавидел. Но, занимая должность революционного министра маленькой Уральской республики, общей площадью превосходящей Бельгию и Голландию, вместе взятые, снять его я не мог. Многие этого не понимали, как не понимали моих отказов знакомым в их частных незаконных просьбах.
— Помилуйте, да ведь вы всесильны! Кто же, кроме вас, может мне помочь?
Когда поступила жалоба солдат на контрреволюционное настроение Тимченко, я счёл своим долгом предупредить его, что ему грозит неприятность, такая же, как и полковнику Богданову. На это он сухо ответил, что он всё это знает и дело его не касается Комитета общественной безопасности.
— Отставить меня вы не можете, как вы это фактически сделали с Богдановым.
— Как знаете… Я предупреждаю вас, что дело может кончиться не совсем хорошо для вас.
На этом наши переговоры и прервались.
Я настоял в комиссии, чтобы дело без всякого рассмотрения с нашей стороны было препровождено бригадному.
Не прошло и недели, как Тимченко, увидав, что я возвратился к обеду домой, попросил разрешения прийти.
— Пожалуйста, Владимир Ильич. Сердечно буду рад.
Каким-то осунувшимся, жалким вошёл он в мой кабинет.
— К сожалению, и ваши предостережения, и ваши предсказания сбылись как по писаному.
— Что именно?
— Да вот видите, мой адъютант, Серафим Серафимович Потадеев, которому я верил как самому себе, оказался гнусным провокатором. Он уверил меня, что всё офицерство на моей стороне, как и большинство солдат, и уговорил поставить вопрос о моём командовании полком на баллотировку полкового собрания.
— Ну и что же, — спрашиваю, — каков результат?
— Ни один мерзавец не поднял руку за меня. Я забаллотирован единогласно. Вы понимаете теперь моё положение? Что делать?
— Что? Конечно, подчиниться решению и выходить в отставку, благо у вас имеются средства.
— Вот то-то и есть, что ваши предсказания и тут сбылись. Вчера после этого собрания я проиграл не только все сто сорок четыре тысячи, но ещё и задолжал около пятнадцати тысяч.