— Граждане солдаты, вы меня знаете?
— Как же не знать, знаем.
— Ну так вот, я свидетельствую перед вами, что этого офицера знал ещё кадетом. Славный был юноша и остался славным и храбрым офицером. Никакой контрреволюции в его голове нет. Он приехал с войны, где армия ещё цела, — в неё ещё не успела проникнуть новая, высшая революционная дисциплина… Этот человек всё равно что с луны свалился. Вместо того чтобы его наказывать, мы здесь растолкуем ему наши порядки, а вы с Богом идите делать ваше дело.
— Да так-то оно так… Да только пусть вернёт нам убытки. Ишь сколько времени мы с ним потеряли…
— Ну, Бог вернёт, а чтобы не было обидно, получите от меня пятёрку.
Последний аргумент в виде синенькой совсем наладил дело, и через десять минут Бажанов беседовал со мной и обучался «революционной дисциплине».
По его словам, вся Южная армия — а было это в начале апреля — ещё крепка. Разговоры, конечно, идут, и солдат стал не тот, но такого безобразия, как у нас, он не видал.
После этого случая я виделся с Бажановым несколько раз при большевиках. Он не только не пошёл в комиссары или в Красную армию, но сделался простым столяром и целый день работал, дабы прокормить себя и двух ребяток.
В последний раз я его встретил помощником командира полка, когда организовывалась Белая армия.
От дисциплины ровно ничего не осталось: ещё в конце марта от разных полков начали поступать заявления, что в лагеря они уходить не собираются.
Я же настаивал на скорейшем уводе войск. Во-первых, гигиенические условия жизни в скученных казармах (войск в Екатеринбурге было около шестидесяти тысяч человек) были чрезвычайно неблагоприятны. А во-вторых, уж и нам, жителям города, хотелось отдохнуть от назойливого присутствия солдат. Много было по этому поводу и переписки, и переговоров, и наконец мне удалось настоять на своём.
Войска вывели в лагеря, но, пробыв там несколько дней, они вновь самочинно вернулись в город.
Знаменитый своим безобразием Сто двадцать шестой полк отправился в лагерь под Камышлов. Но, едва высадившись из поезда, вояки решили, что не дело солдату самому разбивать свои палатки.
— Наше дело воевать, а не работать.
И вернулись обратно.
С этого времени погрузка войск в вагоны пошла за деньги.
Вместо Богданова полковым командиром был выбран прапорщик Бегишев, а вместо Тимченко — простой солдат из унтер-офицеров.
Карабан вышел в отставку, и на его месте оказался полковник Мароховец.
Этот офицер точно усвоил «революционную дисциплину»: прежде чем отдавать приказания, собирал митинг и в точности исполнял то, что постановило большинство.