— Алечка, не обижайся, но сразу я тебе этого объяснить не могу.
— Я что, дурочка? — обиделась девушка.
— При чем здесь дурочка! В старину книги писали от руки, а это очень долго. Потом один человек по фамилии Гуттенберг, придумал другой, более быстрый способ, он называется книгопечатанье. Я точно не помню когда он жил, кажется, в середине пятнадцатого века. Возможно, это одна из его книг, если он дожил до 1511 года, или кого-нибудь из его учеников. Таких книг очень мало, и стоят они очень дорого.
— А о чем в ней написано?
— Я немецкий язык знаю плохо, а тут еще трудные буквы, готические, я тебе уже о них говорил.
С готическим алфавитом у меня были проблемы еще в школе, однако заголовок я разобрал. Благо он оказался коротким: «Die Schwarze Magie».
— «Черная магия», — перевел я. — Впрочем, чего можно было ждать от Винера!
— Интересная книга? — поинтересовалась Аля.
— На любителя. Тебе не понравится. Вот ее бы на аукцион «Сотбис»! За пару «лимонов» со свистом бы ушла!
— Прости, Алеша, но я ничего не поняла. Опять ты говоришь непонятно.
— Это я так, про себя. За такие редкие книги можно выручить очень много денег.
— Наверное, я в твоем мире никогда не смогу разобраться, — грустно сказала Аля.
«Было бы в чем разбираться, — подумал я. — А девушка-то у меня начинает думать абстрактными категориями!..»
— Чем я начинаю думать? — подхватилась она.
Я опять упустил из виду, что она читает все мои мысли.
— Прости, моя хорошая, но я тебе и этого не смогу объяснить.
— А ты попробуй! — окончательно обиделась Аля.
— Ну, понимаешь… Давай, попробуем на примере. Например, ты видишь это окно, и думаешь про него. А можно посмотрев на одно окно, представить вообще все окна, которые существуют на свете…
Пример оказался не очень хорошим, и я замолчал, не умея перейти от частного к обобщенному, общему.
— И что в этом сложного? Я все поняла!
— Да, но для того, чтобы представлять разные окна, нужно увидеть очень много зданий и окон, а ты пока видела мало.
— Вот уж, окон я не видала!
— Видала, видала, — сдался я и заключил разговор стандартной формой, то есть принялся целовать несостоявшуюся абстракционистку.
Аля вначале отбивалась, делая страшные глаза и указывая на дверь, которая, увы, не запиралась. Но потом нам стало как-то не до условностей.
— Что, прямо сейчас? — с деланной обреченностью спросила она.
— До обеда еще два часа, успеем!
— А вечером?
— Вечером, само собой!
— Ну, если так… А вдруг кто-нибудь войдет?
— Сейчас что-нибудь придумаю, — торопливо пообещал я. Огляделся и не нашел никакого другого способа, кроме как бесценной антикварной саблей подпереть дверь…