Дальше было ясно и без объяснений, однако она продолжила говорить о наболевшем:
— Набрал себе помощников, один другого хуже. Когда сюда попадаются бедолаги, вроде тебя, без роду и племени, или купцы с товаром и деньгами, они и губят души. Последнее время даже коробейниками не брезгуют…
— Понятно, — сказал я, думая, что предпринять дальше: не сидеть же нам без еды и воды в долгой осаде, ожидая неизвестно чего. — Ночью в окно вылезем, здесь невысоко, — сказал я Марье Ивановне.
— Он, Поликарп, умный, сторожей на ночь поставит. Да и куда мне от него деваться? Одна с голоду помру. Видно, отжила свое, пора и честь знать.
— Ну, это глупости, что-нибудь придумаем, я помогу тебе устроиться. Тебе сколько лет?
— Старая уже, скоро третий десяток разменяю, — грустно сказала Марья Ивановна. — Осенью двадцать восемь исполнится.
— Так ты моложе меня, — сказал я, забыв о своей юной внешности. — Мне уже тридцать.
— Как так тридцать? — поразилась Марья Ивановна. — Ты по виду совсем несмышленыш, я думала, тебе и половины от тридцати нет!
— Это у нас в Хасбулатии климат такой, все моложе выглядим, чем есть на самом деле.
— Так что же я, выходит, со взрослым мужем спала! — совершенно неожиданно воскликнула она и залилась краской стыда.
— Так ведь ничего же не было! — успокоил я.
— Это на мне грех! Я думала младенца спасаю! — взволнованно заговорила Марья Ивановна. — Так вот за что меня дева Мария карает!
— Глупости, — оборвал я совершенно неуместные в такой обстановке сетования. — За такие грехи не карают, а награждают. Считай, что ты сегодня ночью спасла невинную душу.
— Какая же у тебя душа, коли ты в Христа не веруешь!
— Бог у всех один, как его ни назови, во что ни верь, главное не греши!
Однако она не приняла мои резоны и продолжала переживать свое «грехопадение». Мне надоело слушать стенания, и я заговорил о другом. Постепенно Марья Ивановна успокоилась и немного рассказала о самом своем дорогом, о детстве, том времени, когда еще были живы родители, и любезный братец не пустил ее по миру и не втянул в разбойничий вертеп.
Родители у Марьи Ивановны были не знатны и не богаты, отец, выходец из солдатских детей, дослужился до бригадира, промежуточного звания между полковником и генерал-майором, упраздненного нынешним императором. Вместе с тем за верную службу царю и отечеству ему кое-что удалось скопить и оставить сыну и дочери кроме дворянского звания небольшое состояние. Умер он после ранения, полученного в Турецкую войну 1787 года, когда сыну было семнадцать, а дочери шестнадцать лет. Мать ненадолго пережила мужа, и дети остались сиротами.