— Никаких кустиков, — решительно сказал я и вернулся во дворец.
В помещение царевны меня пропустили беспрепятственно. Ни Ксении, ни Марфы там не оказалось, так что предупредить, что я ухожу, оказалось некого. Я, не задерживаясь, надел свою кольчугу, опоясался саблей и вернулся к коварной посланнице.
— Саблю-то зачем взял, или кого боишься? — спросила она, не скрывая недовольства.
— Боюсь, — сознался я. — Мало, что ли, лихих людей в Москве?!
— Ладно, идем скорее, а то Ванька-то помрет, нас дожидаясь!
— Так может, лучше все-таки лошадь взять? — поддразнил я посланницу.
— Идем уже, — без остатков былой любезности буркнула она и быстрым шагом пошла не к Боровицким воротам, до которых от Царского двора было рукой подать, а в сторону Спасской башни.
— Значит, говоришь, это в тебя Опухтин влюблен? — спросил я, следуя не спеша за девушкой. Её моя медлительность явно сердила, она все время убегала вперед, потом оглядывалась и замедляла шаг, нетерпеливо ожидая, когда я догоню.
— В меня!
— А почему ты такая сердитая?
— Ваньку жалко, помрет без покаяния!
— А я-то тут причем, я не поп.
— Мое дело сторона, меня попросили тебя позвать, я позвала. Только ты, смотрю, идти не хочешь, еле ноги ставишь. Марья Ивановна за то тебя не похвалит!
— Какая еще Марья Ивановна? — удивился я.
— Как какая, Опухтина, Ванькина матерь!
— Да ну? Ее же вроде Анной звать?
— Конечно Анной, — поняла свой промах и поспешила исправиться девушка, — я так и сказала, Анна Ивановна!
— Понятно. А тебя как кличут?
— Меня? — не сразу ответила она, однако тут же сориентировалась и назвала явно вымышленное имя:
— Варварой.
Мы дошли до соборной площади, от которой метров на триста до самой Спасской башни, шла деревянная мостовая. Над этой самой известной достопримечательностью Кремля еще не высилась всемирно известная восьмиконечная башня с часами, а только шатер с двуглавым орлом. Впрочем, и башня, и ворота в ней назывались еще не Спасскими, а Фроловскими. Миновав крепостные ворота, ми прошли по мосту надо рвом и вышли на Красную площадь перед Покровским собором, более известном под именем Василия Блаженного. Тут сновало множество народа, бойко шла торговля, была толчея, и мне оставалось бдительно косить глазом по сторонам, чтобы сзади не подобрался киллер. Тем более, что теперь самозваная Варвара резко сбросила темп и больше никуда не спешила.
— Пойдем так, — указала она в проход между рвом и Покровским собором, где было больше всего людей.
— Зачем же нам столько обходить? — делано удивился я и, не дожидаясь ее протестов, резко повернул в обратную сторону. Эту сторону Красной площади, вплоть до нынешнего Исторического музея, занимали пять небольших часовен, стоящих почти в ряд друг за другом. Последней располагалась небольшая трехглавая церквушка. Народа тут было не в пример меньше, чем возле Лобного места и собора, так что незаметно подобраться ко мне сзади было не так-то просто. Впрочем, удара кинжала в спину я не опасался. На мне была надета прекрасная, проверенная в деле кольчуга, шею закрывала бармица, кольчужная сетка, прикрепленная к шлему, так что можно было опасаться только выстрела из пищали. В крайнем случае, из хорошего арбалета. Однако выстрелить в человека здесь, прямо на Красной площади, из такого громоздкого оружия было нереально.