— Налей мне еще, и я пойду спать, — будто просыпаясь, попросила Матрена.
Я вылил в ее кубок остатки медовухи. Шутиха подтянула его к себе, наклонила и, как прежде, держа обеими руками, не торопясь, допила.
— Какая я пьяная, — жалобно проговорила она заплетающимся языком. — Вот и встать не могу, отнеси меня.
Она как-то разом скисла, сомлела и едва не свалилась со скамьи. Я перенес ее в соседнюю светелку, положил на широкую лавку, прикрыл одеялом и вернулся к царевне.
— Никогда не пила хмельного, — извиняющимся тоном сказала Ксения, — голова кружится.
— Тебя уложить? — коварно предложил я, чувствуя, как у меня от волнения пересохло во рту.
— Не нужно, я сама, — отказалась девушка, — просто помоги дойти до лавки.
Она поднялась, я обнял ее за талию, невольно прижал к себе, помог дойти до заваленной перинами широкой лавки.
— Ноги как ватные, — пожаловалась царевна. — Ты не знаешь, почему батюшка запрещал пить хмельное? Мне нравится.
— Потому и запрещал, что всем очень нравится. На Руси всегда так, один царь запрещает, следующий разрешает. Правда, толку от этого никакого.
— Не нужно меня раздевать, я так спать буду, — попросила она.
— Удобней же раздетой, — убедительно сказал я, не оставляя незаметных попыток освободить девушку от одежды.
Однако Ксения тактично высвободилась из моих рук, вытянулась на постели.
— Расскажи мне еще что-нибудь о вашем времени, — попросила она.
Момент для воспоминаний был самый что ни на есть неподходящий, но я сдержал естественный порыв, памятуя вечную аксиому, что лучше час потерпеть, чем потом всю ночь уговаривать, взял себя в руки и отсел с постели на скамью.
— Что тебе интересно узнать? — демонстрируя голосом легкое разочарование, тем не менее, доброжелательно, спросил я.
— А песни у вас поют?
— Песни? Поют, да еще как. С утра до вечера. Чего-чего, а трубадуров, менестрелей, бардов, скоморохов и гусляров у нас пруд пруди. У нас вообще так: одна половина народа поет, другая танцует.
Ксения внимательно на меня посмотрела, пытаясь понять, говорю я серьезно или шучу, потом спросила:
— Ты обиделся?
— Нет, с чего ты взяла, — тоном, не допускающим двоякого толкования, ответил я.
— Глупенький, не нужно обижаться, если ты так хочешь, то иди сюда…
Предложение было хорошее, но, учитывая место на своей лавке, которое указала царевна, но самое лестное.
Я пересел на самый край, у нее в ногах.
— А о чем ваши песни?
Единственное, что я вспомнил в тот момент, был как-то слышанный шлягер: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже».
— Разные поют, о березках, айсберге в океане, но, в основном, о любви.