– Алис, я говорю так только для твоего блага. Если напечатать это в таком виде, критика тебя уничтожит.
– Что говорить про критику, Рей? Критика на тиражи не влияет.
– Не скажи. Между прочим, главный редактор Бен Айерофф не разделяет твоего убеждения.
На горизонте замаячила паника. А город тем временем неумолимо приближался и уже не казался обителью гарантий и дифирамбов, столь необходимых ему, а выглядел грозной цитаделью, где на каждом углу можно ожидать засады. Туннель Куинс-Мидтаун, к которому они подъезжали, вдруг представился глубокой, непролазной трясиной, зыбучими песками планеты Дюна.[8]
– Это как понимать? – спросил Алистер, пытаясь унять дрожь в голосе.
– Понимай так, что они не собираются печатать твой роман. Они даже готовы списать выданный тебе аванс.
– Ну и черт с ними. Есть другие издательства: «Нопф», «Саймон и Шустер»…
Вспышка самолюбия прозвучала неубедительно и тут же была залита ушатом холодной воды.
– Есть, конечно, только я не стану им предлагать. Это означало бы задушить тебя собственными руками.
Сердце предательски екнуло в груди Алистера Кэмпбелла. Читая между строк, можно было догадаться, что Рея больше волнует собственная репутация, чем интересы его клиента.
– Давай вернемся вспять, Алис, уж прости меня за прямоту. Твой первый роман «Холланд и Касл» напечатали, поскольку твой отец согласился, скрепя сердце, отдать им свою биографию. Роман был весьма посредственный и остался лежать на складе, зато издатель с лихвой окупил расходы продажей биографии. Это ты понимаешь?
Это Алистер даже слишком хорошо понимал. Он не забыл, какое испытал унижение, когда мать сообщила ему о неофициальном соглашении отца с издательством, заверив, что это лишь первый шаг к славе и без компромиссов он не обходится.
– Понимаю, и что с того? Первая юношеская вещь, так ее и надо воспринимать.
– Совершенно верно. Именно этот аргумент я и привел, когда уговаривал их прочесть вторую. И твой маленький шедевр «Утешение конченого человека» наконец принес тебе заслуженную славу. При благожелательном отношении критики…
Рей ограничился недоговоренной фразой, лишь намекнув на пренебрежительное отношение Алистера к критике.
– Даже не знаю, как тебе сказать. Твой третий роман как будто писал не автор «Утешения», а кто-то другой.
К счастью, Рей не видел выражения лица автора при этих словах. Если б они смотрели друг другу в глаза, литагент наверняка бы догадался, что сказал чистую правду.
…как будто писал кто-то другой…
Алистер бы посмеялся, если б хватило сил.
В Вермонте, в большом отцовском доме, где они почти все время жили вдвоем с матерью, был у них секретарь, которого они унаследовали от прежнего владельца. Звали его Уаймен Соренсен; он занимал флигель в глубине парка. Сколько Алистер его помнил, этот человек ни на йоту не менялся. Он будто родился высоким, седовласым, в костюме, что болтался на его тощем теле, как на вешалке.