– Откуда мне знать, может, вы меня обворовывали все эти годы?
Тут вмешался Роберт Орлик, до сих пор хранивший молчание. Его голос был до странного схож с голосом компаньона, как будто многолетнее сотрудничество уподобило их друг другу.
– Ради той дружбы, что связывала меня с вашим отцом, я сделаю вид, что не слышал ваших последних слов. Я из года в год сносил ваши капризы и ваши нестандартные обороты речи, уместные разве что на родео, но ни я, ни мой коллега не потерпим столь неуважительных отзывов о нашем modus operandi.[5] Дабы облегчить взаимопонимание, давайте подытожим основные факты. Когда семь лет назад скончался ваш батюшка, Эйведон Ли Стюарт, он оставил вам состояние, общая стоимость которого, включая недвижимость, пакеты акций, облигации и наличный капитал, составляла около пятисот миллионов долларов…
Женщина перебила его с пылом священника, вразумляющего сквернослова в церкви, хотя произнесенные ею слова скорее можно было вложить в уста тому, на кого этот священник ополчился.
– Наш капитал составлял десятки миллиардов, но этот сукин кот, мой папаша, промотал его на всякую хренотень!
– Позвольте с вами не согласиться. Во-первых, миллиардов было всего пять, и ваш отец не «промотал» их, как вы изволили выразиться, а отписал нескольким благотворительным фондам, что, собственно, и снискало фамилии Стюартов должное уважение общества и послужило ее увековечению.
– А вас он по чистой случайности назначил душеприказчиками этого капитала.
Шандель понизила голос и последние слова произнесла тихо и вкрадчиво, видимо решив, что таким образом ее сарказм прозвучит резче и язвительней, но, кроме некоторой медоточивости, ничего не достигла.
Орлик окинул ее взглядом профессионала. Шандель Стюарт явно рассчитывает их переиграть, но такие партнеры ей не по зубам.
– Данный вопрос находится вне вашей компетенции. Нам неведомы причины, по которым отец оставил вам всего лишь часть своего состояния, и мы считаем себя не вправе их выяснять.
– Благотворительность, уважение – все это чушь собачья! Старый пердун ненавидел меня с самого рождения, потому и оставил мне сущую мелочь, после того, как сыграл в ящик.
Даже если и так, он был совершенно прав. Такую мерзавку надо было придушить еще в колыбели!
Лицо старого, прожженного законника не выдало этой мысли, хотя его так и подмывало заговорить языком своей клиентки.
– Если пятьсот миллионов долларов – сущая мелочь и свидетельство ненависти, хотел бы я, чтобы мой отец меня так ненавидел.
Орлик нагнулся и достал из кожаного кейса пухлую папку. Немного подержав на весу, он аккуратно опустил ее на стеклянную столешницу, словно опасаясь, как бы та не треснула под таким грузом.