От чада горевших трофеев пот градом катился по лицу, в ноздри бил затхлый запах плесени и едкого дыма. Он захлопнул котел и повесил замок, защелкнув его ключом. Отдавая Мейсону ключ, сказал:
– Можешь взять эту бандуру, если хочешь, вместе с фонарем и оставшимся хламом. Я бы хотел, чтобы ботинки и все остальное ты выбросил на помойку.
– Хорошо, сэр. – Мейсон аккуратно поставил недопитую банку на журнальный стол. Он встревоженно посмотрел на хозяина дома. – Вам лучше или хуже?
– Мне никак.
Чернокожий понимающе кивнул.
– Ты можешь забрать с собой этот котел? Мне нужно еще сделать кое-что.
– Конечно, сэр. – Мейсон играючи взвалил на плечо полупустой котел.
– Я сейчас выйду. – Бен залез в карман брюк II достал средних размеров тетрадку – бывший полевой журнал. Он сел на пол, скрестив по-турецки ноги, и начал листать выцветшие страницы. Капля пота скатилась с его подбородка и упала на страницу, уже обильно политую потом и дождем двадцать лет назад. Наконец он добрался до даты 15 февраля и прочел последние строки: «Взвод на грани мятежа. Невольно услышал о грозящей расправе. Передал фальшивое радиосообщение: бои в госпитале сегодня утром. Веду расследование. Господь...»
Тайсон попытался вспомнить, что он чувствовал после кровопролития в больнице, но единственное, что ему приходило на память, – страх за свою жизнь. Он пытался представить, что серьезно размышлял, как лучше всего доложить капитану Браудеру или командиру батальона о своем взводе. Но мозг отказывался работать. На самом же деле он прекрасно понимал, что никогда не станет давать показания против своих подчиненных.
Тайсон продолжал листать журнал и обнаружил, что в последующие после 15 февраля дни он записывал лишь координаты и радиосводки. И вот добравшись до 29 февраля – дня своего ранения, он заметил, что записал два предложения: «Битва под Хюэ официально закончена, как передано по радио. Слава Богу!»
Следующая запись была датировала 3 марта. Он прочел: «Южно-Китайское море. Сегодня санитар вернул мне полевой журнал. Читал ли кто-нибудь запись за 15 февраля? Мне все равно. Как хорошо жить! Какие удивительно чистые руки. Колено болит. А морфий не дают. Доктор говорит, что я плохо переношу его. Если бы ему дали тройную дозу, он бы тоже его плохо перенес».
Тайсон отложил полевой журнал и мысленно вернулся в тот день в Стробери-Пэтч.
~~
Бен Тайсон лежал в дренажной канаве или, точнее, в местной компостной яме – месте, куда собирали отходы, очистки для продажи овощеводам. Зеленые трассы снарядов полосовали серое хмурое небо. До него доносились дружные автоматные очереди и редкие взрывы небольших зарядов, выпускаемых 60-миллиметровым минометом и 50-миллиметровыми подствольными гранатами. Беспорядочная стрельба, затеянная двумя выдохшимися армиями, напоминала удары уставших боксеров, еле двигавших налитыми свинцом конечностями и изредка делавших несколько обязательных выпадов. Еще месяц назад он воспринимал это очень серьезно, но сегодня, 29 февраля, Тайсон описал бы вооруженный инцидент, как небольшую перестрелку. Единственной необычной деталью этого боя, с его точки зрения, было то, что его наконец-то подстрелили.