Я была удивлена подобным решением, и он присовокупил:
– В доме постоянно ошиваются квартиранты… никогда нельзя знать… Я хочу присматривать…
Таким образом, с этого вечера я спала кровать к кровати с отцом.
Когда он однажды возвратился домой из ресторана, было уже около одиннадцати часов, и я не проснулась.
Лишь после того, как он несколько раз прошептал: «Ты здесь?.. Слышишь… ты здесь?..», я встрепенулась и спросонья ответила:
– Да, отец…
– Где ты?
– Тут, отец, тут я… – сказала я, ещё не стряхнув с себя остатки сна.
Он ощупью нашёл меня в темноте:
– Ах, да… ты здесь…
И прошел по мне рукой от горла к груди. У меня бешено заколотилось сердце, когда он коснулся моей груди, взял её в руку и ощупал. Я лежала совершенно тихо.
– Тогда… здесь… – запинаясь, пробормотал он, – тогда здесь он тебя хватал, господин преподаватель катехизиса?
– Да, отец… – прошептала я.
– Здесь тоже?
Он сжал мне вторую грудь.
– Да, отец…
– Вот негодяй, – проговорил он дальше, – вот собака… его-то это, конечно, устраивало… – однако сам при этом играл соском моей груди.
– Как же он это делал? – спросил отец, наклонившись надо мной.
– Так же, как вы, отец… – едва слышно ответила я.
Он забрался мне под сорочку, схватил меня за плюшку, начал ерошить пальцами волосы и прошептал:
– Пепи?..
Я оцепенела от ужаса и возбуждения.
– Да, отец…
– Пепи… там он тоже побывал?
– Да, отец… там тоже…
– Верно, свою колбасу целиком засунул?
Я удивилась такому вопросу. Отцу ведь всё было досконально известно, он позабыл что ли? Или он спрашивал с умыслом?
Он повторил:
– Скажи… он побывал там своей колбасой?
– Да, отец…
– Там внутри?
Он попытался раздвинуть мне щелку и сунуть в неё палец. Я оттолкнула от себя руку.
– Но, отец… – сказала я.
– Я желаю знать, – прошипел он и опять схватил меня за прежнее место.
– Но, отец, – взмолилась я, – что это вы затеяли, отец?..
Его палец уже находился в моей дырке.
– Отец, отец… перестаньте же, – шептала я ему, – вы же знаете… он побывал внутри… да… перестаньте же…
– Он сношал тебя… а?
Палец продолжал всверливаться.
– Да, – быстро сказала я, – он меня сношал, но моей вины в этом нет…
– Твоё счастье, – проворчал отец, оставил меня в покое, повернулся на другой бок и заснул.
Несколько дней я спокойно находилась в кровати рядом с ним; он до меня не дотрагивался, и я совершенно забыла о том, что давеча случилось, или если вспоминала, то приписывала это странное поведение ярости, которую он, должно быть, испытывал к преподавателю катехизиса.
В субботу мы ужинали в ресторане, и когда укладывались спать, отец опять взялся за старое: