Через час сидим все вместе в дембельском углу, сдвинув табуреты. На них — подносы с хавчиком. Бойцы жадно едят картошку. Запасливый Костюк откуда-то притащил кусок пересоленного сала и зеленый лук. Костик Сектор приносит «чифир-бак».
— Да-а… — откидывается на койку Паша Секс и закуривает. — Я даже представить не могу, чтобы мы вот так с нашими старыми сидели.
— Ну хуле… Заслужили, ладно тебе, — подмигиваю бойцам.
Пытаюсь отрезать от твердого сала хотя бы кусок.
— А покурить можно? — спрашивает наглый Улыбышев.
— Ты не охуел ли слишком, Улыбон? — усмехается Кица. — Сектор, шо за хуйня?
Костик вытирает губы, дожевывает, поднимается и орет:
— На «лося», блядь! Музыкального!
Улыбон получает в «рога», разводит руки в стороны и поет:
— Вдруг как в сказке скрипнула дверь! Все мне ясно стало теперь!
Костик неожиданно сердится:
— Так, все! Хорош тут охуевать! Съебали по койкам! Сорок пять секунд — отбой!
Бойцы, едва не опрокинув подносы, бросаются к своим местам.
— Ну и правильно, — говорит Паша. — Не хуй…
Мне, в общем-то, все равно. Отдохнули — и хватит.
Это молодые осенников. Им с ними служить целый год. Им и решать.
Утром Улыбону и вовсе не везет.
На осмотре Арсен доебывается до его неглаженной формы.
— В бытовку, мухой! — командует Костик.
Вслед за залетчиком туда заруливают сразу несколько человек. Выставляют «шухер».
Белкин пробует утюг пальцем:
— Заебца. В самый раз…
Улыбона скручивают и валят на пол. Затыкают рот его же шапкой и придавливают коленом.
Белкин проводит утюгом по ноге бойца. Тот дергается и извивается, глухо мыча. Но держат крепко.
Спасает Улыбона лишь приход старшины.
Бойца возвращают в строй.
Арсен придирчиво изучает его подбородок. Но, вроде, бритый. Полотенца избежать удалось. В каждом призыве находится кто-нибудь, вкусивший такого «бритья». У нас — Гитлер. У черпаков — молдован по кличке Сайра. Среди шнурков — покинувший часть Надя.
От него все же пришло в часть письмо. Получил письмо Кувшин. Обычный конверт с тетрадным листком и вложенной черно-белой фоткой. На ней Надя — не Надя уже, а отъевшийся, с наглой ухмылкой солдат в боксерских перчатках. Не узнать. На заднем фоне — горы. Служит он теперь на каком-то аэродроме. Кажется, в МинВодах. Служба непыльная, климат хороший. Письмо Кувшин никому не показал. Пробовали забрать силой — не нашли. Так и не узнали подробностей. Но фотография обошла всю казарму.
— Наглядный пример, как место красит человека, — ухмыльнулся зашедший по такому поводу к нам Череп. — Этот своим душкам еще даст просраться.
Череп редко когда ошибается.