***
Через месяц, в середине апреля уже, начали увольнять наших старых.
Борода, как сержант, ушел в «нулевке».
Соломон страшно переживал, что он сам остается в части на неопределенное время. Борода пообещал ему не уезжать, а поселиться в гостинице военгородка и дождаться. «Только на день в Питер съезжу, затарюсь чем надо», — подмигнул Борода другу и больше в части не появился.
Соломон ходил черный от злости. Страшно поносил бывшего друга и достал всех.
Но его уже никто не слушает. Костюк и Кица открыто пригрозили дать пизды. Соломон кинулся к Дьяку и Пеплу, те лишь отмахнулись.
Следом за нулевой партией идет первая — в ней уходят ефрейтора и отличники БПП. На нее и рассчитывают Пеплов и Дьячко, и связываться из-за какого-то молдавана им неохота.
Обычная угроза ротных дембелям-залетчикам, завсегдатаям «губы» — уволить их как можно позже, в конце июня. Мало кому нравится.
Остаться в меньшинстве, а то и один на один с людьми, над которыми ты целый год измывался — никого не радует. Случаи, когда вместо дома засидевшихся в части дембелей отправляли в госпиталь, говорят, бывали.
Шеренги на построениях редеют на глазах. Все больше и больше опустевших, незаправленных коек.
Становится как-то даже легче дышать.
Хотя служить стало труднее.
Мы не вылезаем из нарядов — людей стало меньше, менять нас некому. Я и Мишаня Гончаров не сменялись с КПП уже пять дней.
— Теперь, пока молодое пополнение не придет, не обучится, будете в нарядах, как говорится, не вынимая, — радует нас Воронцов.
— Духи придут, я их, блядь, за одну ночь всему обучу!.. — шипит Бурый и даже щурится: — Ох, мама, они у меня попляшут!..
Дежурный по КПП прапорщик протягивает мне телефонную трубку:
— Тебя, из роты связи кто-то.
Звонит Скакун, сообщает, что его аккорд принят — он обустраивал спортзал. Завтра оформляют его документы.
Утром отпрашиваюсь у дежурного и иду к штабу. В принципе, автобус будет проезжать через ворота КПП и я увижу Скакуна по любому, но останавливаться они не будут. А я хочу пожать ему на прощанье руку.
Кроме того, есть еще одна причина. В партии с Саней Скакуном увольняется Соломон. Такое пропустить я позволить себе не могу.
У штаба уже стоит автобус. В нем несколько дембелей из «букварей» и «мазуты».
У дверей автобуса курит Соломон. Мне даже не верится, что через несколько минут он покинет нашу часть навсегда. И больше я никогда эту мразь не увижу.
Я еще не знаю, что ровно через десять лет я встречу его в Москве, на Каширском дворе, еще более худого и сильно облысевшего, в ряду таких же, как он, молдаван-гастарбайтеров, держащего в руках табличку «Паркет»…