– Да. От Айшасы. Однако спешу вас успокоить, господин барон. Мой новый командир дружины опознал в них имперских наемников. Кондотьера по кличке Кулак и двух его прихвостней.
– Ах, вот оно в чем дело… – разочарованно протянул Фальм, но облегчение все же скользнуло в его голосе легким полутоном. – Так почему бы вам, любезный господин граф, не выставить их головы на пиках? Говорят, многие в Тельбии, можно сказать, продолжают уважать этот обычай, доставшийся нам от дедов и прадедов.
«Проверяешь? – сохраняя непроницаемое выражение лица, усмехнулся в глубине души Медренский. – Нет уж, хитрющий ты мой. Даже если раньше я и собирался казнить пленных, то теперь это по крайней мере опрометчиво… Они мне еще пригодятся. Хотя бы… Ну, скажем, чтоб тебя в узде держать».
– Да вот, подумываю… – сказал он вслух.
– О чем же, любезный господин граф? – Барон обмакнул усы в вино.
– Слишком многим я нужен. Кулака послал генерал дель Овилл. Скорее всего. Вот и подумываю, не поторговаться ли…
– Да? – промурлыкал гость. – Можно сказать, забавно. Но я бы не советовал, любезный господин граф.
– Почему же, господин барон? Я на своей земле, в своем замке. Моя дружина верна…
Неуловимым движением Фальм выбросил руку вперед. Лишь на мгновение его пальцы коснулись плеча ландграфа и тут же отдернулись. Вильяф запоздало отшатнулся, уставился на сюрко, словно ожидая увидеть прореху – уж очень рывок барона напомнил повадки кота. Особенно как он поднес сжатые в кулак пальцы к усам, подышал на ногти.
– Муха, – невинно пояснил он, раскрывая ладонь над столом.
Медренский сглотнул пересохшим горлом. Кивнул.
– Понимаете, любезный господин граф, – как ни в чем не бывало продолжал барон, – сасандрийский генерал далеко. Дружина, вроде бы, и близко, но я ближе… Так что нам лучше дружить… – Щелчком он отправил дохлую муху на пол. – У вас чудесное вино, любезный господин граф. Не прикажете ли принести еще кувшинчик? А там мы обсудим судьбу ваших пленников.
Граф Вильяф откашлялся, залпом допил вино. Отер губы рукавом:
– Конечно, господин барон. С радостью.
Он хлопнул в ладоши, вызывая слугу. Взгляд на миг задержался на полосатой шкуре дикого кота, прибитой к стене правее камина. Семейная легенда гласила, что зверюга был людоедом и убил полтора десятка крестьян. А потом прапрапрадеда ландграфа Вильяфа. Не помогли ни сила, ни опыт охотника, ни заговоренная рогатина. Но через три дня кот вернулся к месту убийства и сожрал отравленную приманку. С тех пор на щите Медрена появился девиз: «Сила – ничто, мудрость – все».
Пугайте-пугайте, господин барон. Мы еще поглядим – кто кого.