– Однако, сын степей, – осторожно вмешалась Пустельга. – Штурм замка не то дело, где ты можешь проявить себя. Как, скажем, ты думаешь взбираться по лестнице?
Широкий рот кентавра расплылся в улыбке.
– Дайте только подойти к воротам… – Он переступил с ноги на ногу, взбрыкнул. Широкие копыта со свистом рассекли воздух.
– Да уж… энтого… не всякая доска… энтого… выдержит! – хлопнул в ладоши Почечуй. – Ай да силища!
Наемники зашумели, переговариваясь. По обрывкам фраз Антоло уловил, что они спорят: доску какой именно толщины кентавр в силах разбить с первого удара. Самые горячие, Тедальо и Бучило, уже бились об заклад, призывая Карасика в свидетели.
За всеобщим шумом как-то не сразу заметили поднявшегося Ингальта.
Проводник вышел вперед прихрамывая – старая рана, еще с гор Тумана, – и поровнялся с лейтенантами. Развернулся, чуть-чуть скособочившись – а это уже свежее ранение, еще кожа зарасти толком не успела. Негромко проговорил:
– А я, пожалуй, уйду.
Те из наемников, что услыхали его слова, дергали за одежду других, продолжавших увлеченно спорить о крепости копыт. Постепенно все замолчали и уставились на уннарца.
– Уйду я, пожалуй, – несмело повторил он, отводя глаза и неловко переминаясь.
В повисшей тишине отчетливо прозвучала дробь дятла. А потом звучно крякнул Перьен-Брызг:
– Эх, а я думал – толк из парня будет!
– Чего… энтого… возьмешь с крестьянина? – скривился Почечуй.
– Черного кота не отмыть дочиста! – дерзко бросил Клоп – довольно молодой парень родом из самой Аксамалы, отличавшийся выпученными глазами и привычкой вытягивать губы в трубочку. – Под зад коленом, и вся недолга!
Ингальт сверкнул глазами из-под бровей, но продолжал твердить:
– Не хочу воевать больше. Ольдун заберу, детишек и уеду.
Тедальо сплюнул, отвернулся. Белый брякнул что-то на родном языке – будто сорока прокричала.
– А ну, тихо! – топнула Пустельга. – Чего взъелись на мужика?
– Вот мужик мужиком он и есть! – веско произнес Бучило. – Мы думали – мужчина, а он – мужик. Вот пускай к тяпке да лопате и возвращается!
Уннарец скрипнул зубами, но смолчал.
– Мы его в банду принимали? – въедливо поинтересовалась Пустельга. И сама ответила: – Нет. Не принимали. Он вправе уйти. И никто не должен его осуждать. Понятно?
– Понять-то я понимаю. – Бучило почесал бороду. – А уважать не буду.
– Ты… энтого… – вмешался коморник. – У тебя… энтого… семья есть? Слышь… энтого… Бучило, тебя спрашиваю.
– Нету! – твердо ответил северянин. – Зачем она мне?
– То-то и оно. А у него… энтого… есть. Он про них… энтого… тоже думать должон.