Мудрец, рыча, как медведь, боролся сразу с тремя удерживающими его стражниками.
А Кир оцепенел. Столько всего обрушилось на его разум, что молодой человек и не знал теперь, кому верить, за кого сражаться. Война войной, но, по его мнению, ничто не могло оправдать бессмысленную жестокость.
– Не балуй, малый… – проговорил рядом охранник, и шеи парня коснулось холодное железо. Меч или корд… Впрочем, какая разница?
Когда Мудреца наконец-то придавили к полу, а Кулака, трясущего бородой, измазанной кровью, волоком оттащили на прежнее место, барон как ни в чем не бывало вернулся на стул, закинул ногу за ногу и продолжал:
– Дроу ненавидели их банду. Многие воины горных племен клялись уничтожить их. Но, увы… зло живет и побеждает в нашем мире, как ни жаль. Самое страшное по меркам дроу преступление они совершили, когда разрушили тайное капище, скрытое в почти недоступном ущелье. Это скрытое место, священное для горцев. Даже мне не разрешили побывать там. Но эти подонки… Их привел изменник. Шаманы горцев после прокляли его и лишили имени. Видите, любезный господин граф, какой именитый гость посетил ваш замок?
Медренский кривился скептически. Похоже, речи Фальма не затронули слишком уж сильно его душу. Если бы Кулак был на его стороне, то графу попросту было бы начхать на его преступления и жестокость. Да хоть по жареному младенцу на завтрак!
– С ним шляется остроухий, – прогудел Череп.
– Не сомневался, – кивнул барон. – Предатель, убийца и мясник… Что может быть общего у вас с этим человеком, любезный господин граф?
Кондотьер снова рванулся, но его удержали. Один стражник ударил его в ухо. Второй приставил к кадыку нож.
– Не дергайся, урод!
– Я знаю, кто ты… – натужно просипел Мудрец. Нелегко разговаривать лежа лицом вниз, когда тебе на спину уселись два здоровых, откормленных мужика. – Белый говорил… Ты – Змеиный Язык. Остроухие называли тебя Н’атээр-Тьян’ге. Так?
Фальм не ответил. Отвернулся, будто бы не расслышал, зевнул.
– Вот, любезный господин граф, кто служит империи зла. Уверен, Риттельн дель Овилл приказал привезти вашу голову. В мешке. Я слышал, среди генералитета Сасандры нынче в моде, можно сказать, украшать приемные залы имений сушеными головами побежденных врагов.
Медренский подкрутил ус, потер кончик носа.
«Он меня совсем придурком считает? – подумал ландграф. – Оставил бы эти страшилки для крестьян и горожан… Они будут бояться имперцев, а значит, драться как одержимые, защищая город. Я понимаю, что дель Овиллу живой я мешаю, но чтобы голову сушить? Глупость…»
– А вот этот – колдун! – вдруг вмешался Джакомо, тыча пальцем в Кира. – Он Джиль-Карра убил!