Вот фрита Эстелла, сперва скользнув равнодушным взглядом по нему, встрепенулась, повернула голову… Узнала!
Только почему это бордель-маман побелела, словно увидела крысу величиной с годовалого котенка? Почему тонкие пальцы с ухоженными ногтями вцепились в подол платья мертвой хваткой? Почему ее рот открывается, судорожно заглатывая воздух, как у вытащенного из садка карпа?
– Добрый день, фрита Эстелла, – проговорил Корзьело, прикладывая ладонь к сердцу и отвешивая немного неуклюжий, но учтивый поклон. – Вот уж не чаял свидеться. Вы себе представить не можете, как я рад вас видеть. – Он повернулся к трактирщику. – Правду люди говорят. Мир тесен. Не думал не гадал, что повстречаю старых добрых знакомых. Думаю, фрита Эстелла тоже рада меня видеть.
Табачник улыбнулся еще раз, продолжая в душе поражаться: выглянувшие на его голос из фургона зеленоглазая Флана и пухлая простушка Лита застыли, будто обмерли от страха, да еще и схватились за руки в поисках защиты.
К чему бы это?
Восьмые сутки они пробирались на север.
Голодные, оборванные и злые.
Человек и кентавр.
Дезертиры, нарушившие присягу императору и Сасандре.
Светловолосый широкоплечий парень с простым и открытым лицом табальского овцевода прихрамывал на правую ногу. Кожаный нагрудник пехотинца он бросил, опасаясь быть узнанным. Хотя шли они по таким чащобам, что только белкам да медведям могли на глаза попасться. А даже если и встретится по случайности охотник или бортник, кому он побежит докладывать? Имперскую армию в Тельбии не слишком-то любили. Так что можно сказать, что Антоло избавился от доспеха просто как от символа подневольной воинской службы. Все равно внимательному наблюдателю и сапоги-калиги,[19] и покрой штанов многое скажет. Это если не брать во внимание короткий меч, отданный кентавру, – бывший студент полагал себя никудышным фехтовальщиком.
Вот Желтый Гром из клана Быстрой Реки, как обычно, представлялся конечеловеком, с рождения учился воинскому ремеслу. Правда, в Степи отдавали предпочтение не мечам, а копьям и лукам. Каждый кентавр владел ими мастерски. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба. Пусть оружие и непривычное, но все же лучше, чем с голыми руками. Вдруг медведь или лесной кот встретится? Места-то дикие. А может, и похуже того – человек. И без разницы: местный разбойник или разъезд сасандрийской конницы.
Шагать через лес с каждым днем становилось все труднее.
И дело не в буреломах или колючих зарослях малины, ежевики, шиповника. Это все мелочи. Да, противно, доставляет кучу неудобств, портит настроение и замедляет скорость любого путешественника – хоть о двух ногах, хоть о четырех, – но можно каким-то образом притереться, понабраться опыта и вполне сносно справляться с такими трудностями.