– А что?! – Карасик гордо расправил плечи, вскинул подбородок. Кир едва не покатился со смеху, представив это лицо – курносое, круглое, обрамленное кустистой бородкой, – увенчанное королевской короной. – Что ржете, остолопы? Я ж так, к слову… Ну, растолковали бы мне, если такие умные…
– Я тебе… энтого… растолкую… – Коморник, смеявшийся до того, уткнувшись носом в конскую гриву, перевел дыхание. – Предположим, женился ты… энтого… а с бабой справиться не можешь.
– Кто? Я? Да я…
– Помолчь! Говорю же… энтого… предположим.
– Ты, старый, сказать хочешь, – прогудел Бучило, – что он, ежели с бабой не справится, к соседу за подмогой побежит?
– А то?! – подмигнул Почечуй.
– Какой же он мужик после этого? – сплюнул под копыта коню Мигуля.
– А никакой… энтого… – с готовностью согласился старик. – Так из Равальяна тоже… энтого… король, как из дерьма… энтого… пряник. Вот оно и… энтого… выходит – то на то!
Кондотьер толкнул Кира локтем в бок:
– Пошли, господин лейтенант, думать будем…
Парень, отвыкший от обращения по уставу, которое ко всему прочему из уст наемников звучало как легкая издевка, вздрогнул. Потом кивнул. Раз Кулак зовет, значит, так надо. Попусту он дергать не будет.
Они передали поводья коней Брызгу, Тычку и Карасику, назначенным в приказном порядке коневодами, и, отойдя в сторонку, уселись под раскидистый бук.
Кулак, Мудрец, Почечуй, Мелкий, Пустельга и Кир. Если не считать молодого человека, то совет в обычном составе.
Девчонка, прибившаяся к банде перед встречей со студентом-дезертиром, тоже устроилась в паре шагов и плела веночек из начинающих желтеть колосков овсяницы. Она плела веночки почти всегда. Даже сидя в седле, где держалась с поразительным бесстрашием. Да и то сказать – откуда страху взяться? Если разум затуманен, то и отвага без меры. К ней привыкли, на нее не обращали внимания, как если бы Цветочек (как прозвал девочку Почечуй, ставший на склоне лет, по собственному признанию, мягким и умильным) была полноправным товарищем, сестренкой всех наемников до единого. Больше того, она могла полдня отвечать невпопад или глупо улыбаться, считая галок на ветвях грабов, а потом вдруг выдать такое, что даже Мудрец кивал одобрительно.
Третьего дня Ингальт отказался вести банду дальше, сказав, что так далеко он не забирался и что не хочет брать ответственность за их жизни на свою грешную душу, девочка подбежала к кондотьеру – а дело было на привале – и, глядя снизу вверх, сказала, что проведет их к домику ландграфа.
Не к замку, а к домику! Вот красота-то!
Правда, теперь, глядя на бревенчатый бергфрид, Кир думал: «А почему бы деревенской девчонке не назвать этот сруб домиком? От крестьянских домов он ведь отличается только размерами да настилом для стрелков». А тогда он посмеялся немало, стараясь, чтобы она не заметила и не обиделась – все-таки к умалишенным нужно относиться с жалостью, а не с насмешкой. Они же не виноваты, что Триединый лишил их разума!