Да, татары ходили в русские земли, как на промысел. Кто на рыбалку ходит, кто — на охоту. А казанцы — на Русь за невольниками.
— Хорошо, Сафа обещаний своих пока не выполняет, рати большой сюда на разбой не ведет. Не то тяжко бы смердам пришлось. И так год выдался засушливый. А коли еще и басурмане поля потопчут, то как бы голода зимой не случилось.
— Не придет, — утешил воеводу Андрей. — До столицы слухи доходят, что пьет сей мусульманин сильно, каждый день нарезается до полусмерти. Какие уж тут походы? Промахнулись османы с ханом. Ну да разве приличный человек с ними свяжется?
— То и ладно. Чем боярам ратной работы меньше, тем земля богаче.
— Значит, Бузикино? — вернулся к своему вопросу Зверев. — Что же, сегодня туда поскачу, поговорю со смердами. Может, с собой до Москвы прихвачу — чего им тут зимой делать? Благодарствую на добром слове, княже. Отправлюсь я. День зимний слишком короток, чтобы в светлое время беседы вести.
Рязанские ополченцы прикрывали восточные рубежи, расположившись за полноводной Сурой, что очень удачно разграничивала Казанское ханство и Московскую Русь. Надежный естественный рубеж, если его умело использовать. От Сергача до самых дальних застав — всего полусотня верст. С заводными кованая рать такое расстояние за день легко одолеет. Увы, сила, способная легко раздавить целую армию, зачастую оказывается бесполезной перед булавочными уколами. Мелким разбойничьим шайкам удавалось незаметно проскочить узкими лесными тропами между отрядами порубежников, набедокурить и уйти назад, за неприкосновенные казанские границы. Крупные татарские банды лихим налетом сносили заставы, растекались по ближним землям, хватая все, что могли унести или угнать — и уходили, пока поднятые по тревоге рати еще только подступали на подмогу. Нередко татары нападали в одном месте, отвлекая на себя главные силы, а в это время их подельники разбойничали в другой стороне, стараясь не вступать в крупные стычки. Тем не менее в Москве отношения с Казанью считались спокойными — здесь же шла постоянная необъявленная война.
Бузикино находилось от ставки всего в тридцати верстах — но и это не спасло деревню от разорения. Добравшись сюда только в сумерки, Андрей медленно ехал по единственной улице, на две ладони занесенной снегом, и смотрел по сторонам, на черные окна молчаливых изб. На тихие дворы, где не мычат телята и не кудахчут куры, на тихие дома, в которых никогда не зазвучит детский смех.
— Вон там свет вроде, княже, — указал плетью вперед Пахом.
— Где, не вижу?
— Да не в самой деревне, на выселке. Под холмом изба стоит одинокая. В ней и свет.