Саша поднял свою сумку и стоял в нерешительности. Бабушка открыла дверь в дом.
- Дед плохой совсем стал, до сентября не то доживет, не то нет… Не встает, исть не хочет, только водички попьет, - тихо говорила бабушка, заходя в сенцы.
Саша не решился войти в избу, где лежал дедушка, и прошел за бабушкой на кухню - она сразу, по хорошей деревенской привычке, начала готовить - без расспросов, которым свой черед.
На кухне горела слабая лампочка. Все было засижено мухами, и когда бабушка вошла, несколько мух беззвучно взлетели. Немного покружившись, мухи вновь спокойно сели - они были сытые и вялые.
Бабушка тихо говорила о сыновьях - у нее было три сына - Сашин отец и два Сашиных дядьки, один из которых был Сашиным крестным. Все сыновья умерли.
Первым умер самый младший, Сережа - разбился на мотоцикле, пьяный был. Два года назад, летом, в пьяной драке погиб Сашин крестный, Николай, он был средним сыном. Его положили рядом с младшим братом.
А полтора года назад в том городе, откуда приехал Саша, умер Сашин отец, Василий. Он был самым образованным в семье, преподавал в институте, но тоже пил, причем под конец пил зло и беспробудно.
Саша привез отца - в гробу - зимой… дорога была кошмарна… вспоминать о той дороге было невыносимо.
- Я двор приберу и приду к деду, - рассказывала бабушка. - "Дед, не то правда, Вася помер?" - спрошу - Думаю, во сне приснилось. "А то, нишь, неправда!" - говорит… Как же он помер, Санькя…
Саша сидел за столом, покрытым старой клеенкой, и перекатывал в пальцах сигарету.
Бабушка тихо говорила:
- Сяду у окна и сижу, сижу Думаю, кто бы мне сказал: иди тысячу ден, босиком, в любую зиму, чтобы сыночков увидеть своих, и я бы пошла. Ништо не говорить, не трогать, просто увидеть, как дышат.
Бабушка говорила спокойно, и за словами ее стоял черный ужас, то самое, почти немыслимое одиночество, о котором совсем недавно думал Саша, - одиночество, открывшееся иной своей стороной - огромное, но лишенное эха, - оно не отзывалось никак, ни на какие голоса.
- Как же, Васькя так много книг прочел, нешто ни в одной книге не написано, что водку нельзя пить? - спрашивала бабушка у Саши, не ожидая ответа. - Он же несчетно перечитал книг-то, и не сказано там, что умирают от водки?
Саша молчал.
- И что теперь - легли все и лежат. Никуда больше не встанут, водки не выпьют, никуда не поедут, слово никому не скажут. Напились. Мы с дедом думали - ляжем рядом с младшим сыночком, а Колькя и Васькя в наши могилки улеглися. Нам и лечь теперь негде.
Бабушка готовила сразу на двух сковородах - на одной разогревала, переворачивая, картошку и мясо, на другой шипели и потрескивали любимые Сашины каравайчики - тонкие, почти прозрачные, блинцы со сладким, хрустящим, темным изразцом по окоему. Бабушка готовила не суетясь, ладно и ловко, не думая о том, что и как готовит, и, наверное, могла бы закрыть глаза и даже разумом отстраниться от того, что делает.