- Нонешней зимой последних уточек порезали, - рассказывала бабушка, вороша на сковороде картошку и мясо, - сил уже нет к речке ходить. С горки спущусь, а обратно еле иду - утки ждут меня, зовут.
Бабушкина речь неприметно переходила с одного на второе, но речь шла об одном - о том, что все умерли и больше ничего нет.
- Дед оглох совсем, не слышит ничего… Вставал последний раз в июне, Пошел в туалет и упал во дворе. "Зачем встал-то? - говорю. Я же тебе ведро поставила!" Насилу подняла деда-то.
Бабушка сделала под сковородой с картошкой и мясом малый огонь, выложила последний каравайчик с другой сковородки и ушла в избу. Саша встал, потоптался на кухне и отправился покурить на улицу. Выходя, услышал, как бабушка громко говорит деду:
- Санькя приехал! Санькя!
- Санькя? Что ж он не зайдет? Я слышу, ты там гутаришьс кем-то…
Совсем стемнело. Деревня была безмолвна. Ребенок ушел. Возле лужи лежала его хворостина. Сигарета дымилась. Пепел не падал. Мимо протопал пьяный, захиревший мужик, не обратив на Сашу внимания.
- Что ж ты не идешь ко мне, Санькя? - спросил дед, когда Саша вошел в избу и сел у постели деда.
В его голосе еле слышно подрагивала стариковская ирония - боишься, мол, меня - предсмертного Деда своего. И вместе с иронией слышна была жалость - ну ничего, парень, я долго не задержу.
Дед исхудал, торчали острые плечи, выпирал серый кадык, слипались слабые глаза. Дед готовился умирать. Когда он говорил, в горле еле слышно клокотало, и слова выходили едва внятными.
- Помирать не страшно, Санькя… Жизнь очень Долгая. Надоела уже. Лежу вот, никак не могу помереть. Эх, Санькя-Санькя…
Саша молчал, глядя на деда.
- Дай поисть-то ему с дороги! - сказала вошедшая бабушка. - Наговоришься еще! Не помрешь, пока поест-то!
- А я разве не даю, - ответил дед. - Иди, Санькя, поешь…
Саша послушно пошел на кухню. Дед что-то шептал, разговаривал с кем-то, закрыв глаза.
Бабушка расспросила Сашу о матери, о том, не собирается ли мать замуж, о том, не пьет ли он сам и где теперь работает. Мать не собиралась замуж, Саша не пил в том смысле, в котором спрашивала об этом бабушка, про работу он что-то соврал. Он работал, но лень было объяснять, кем. Для стариков работа - это землю пахать или - завод, или больница, или школа… И они правы. Но сегодня такой труд стал - в большинстве случаев - уделом людей не очень удачливых, загнанных жизнью.
Бабушка, как это называлось в деревне, "поднесла", и Саня с удовольствием выпил самогона под мясцо и картошку, чтоб хоть как-то развеяться. Выпил раз, и два, и три.