Но контрабандисты и не думали сопротивляться. Подняв руки, они столпились на корме суденышка и всем своим видом выражали готовность подчиниться закону в лице шестнадцати увешанных оружием с ног до головы головорезов, возглавляемых совсем еще зеленым юнцом с огромным пистолетом в руке. Ни один из них даже не пошевелился, когда с шлюпок на борт полетели и прочно вцепились в дерево разлапистые крючья «кошек».
— Вы задержаны по подозрению в нарушении уголовного и таможенного уложений Российской Империи! — звонко сообщил нахмуренным финнам офицер, пряча пистолет, который так и не пригодился, в кобуру. — Предлагаю сдать оружие, если таковое имеется, и предъявить к досмотру груз. Кто капитан?
— Я, ваше благородие, — выступил вперед угрюмый мужчина лет за пятьдесят. А может — и за шестьдесят — черт разберет этих морских жителей. — Тойво Айкинен, если позволите. А оружия у нас не водится, ваше благородие. Мы с сыновьями — мирные рыбаки.
— Видали мы таких рыбаков! — хмыкнул старший унтер Хасанов, не снимая рук с висящего у него на груди шестиствольного ручного пулемета — из всей команды только этому здоровяку из-под Казани была по плечу подобная тяжесть. — В мутной воде вы мастера рыбку ловить!
— Отставить, унтер! Предлагаю предъявить груз, — повторил Краузе, хмуря светлые брови, что при его юном открытом лице выглядело несколько неубедительно.
— Что и требовалось доказать, — обрадовался он, обнаружив в трюме ящик, своим видом никак не гармонировавший со старыми пересохшими сетями, воняющими протухшей рыбой, как попало, явно для декорации, набросанных по углам. — Факт контрабанды налицо. Что в ящике?
— Не имею понятия, — безразлично пожал плечами старый Тойво, отлично знавший, что больше «пятерика» ему за такую контрабанду не светит — и ему одному, не команде, а двенадцать с половиной тысяч задатка, крути — не крути, останутся в семье. Благо что предусмотрительно переданы супруге перед отходом. А уж у нее искать — напрасный труд. — Был тут с ним какой-то сухопутный, да сиганул за борт, как вас завидел. Перетрусил, наверное. А я этот сундук не открывал. Очень мне надо — вдруг там отрава какая.
— Хорошо. Ларин, Сапкович! Этого типа — в наручники и в шлюпку. Николаев! Вскрыть ящик… Стоп! Всем, кроме меня и Николаева, покинуть помещение!
Оставшись наедине с сапером команды, мичман уселся на стул, непонятно зачем тут, в трюме, находящийся, и принялся с интересом наблюдать за действиями бывалого кондуктора. >>[10] Он, конечно, допускал, что в ящике может оказаться все что угодно, вплоть до взрывчатки, к тому же с настороженной на вскрытие «адской машинкой», но молодость, молодость… Кто в двадцать два года верит в свою смерть? Не чужую, постороннюю, а свою личную?