— Все это интересно, — оборвала она мужчину на полуслове. — Но у нас с вами очень мало времени. Собирайтесь. Я выйду, если это необходимо.
— Зачем? — Князь поднялся на ноги и одернул летный комбинезон. — Я как древний грек — Omnia mea mecum porto. >>[12]
— Удивляюсь я вам, Александр, — вздохнула баронесса. — При вашей жизни, да не позабыть латынь… Хорошо, пойдемте. Не желаете захватить с собой ваше занимательное чтиво? — не удержалась она от колкости. — Дорога будет дальней.
— Ничего. Надеюсь, что попутчик будет интересным, — вернул шпильку Александр.
* * *
Александр открыл глаза и долго не мог отождествить с чем-нибудь знакомым звук, вырвавший его из крепкого сна.
«Черт, — постарался он уснуть снова — часы утверждали, что сейчас третий час ночи. — Наверное, приснилось…»
Но стоило ему смежить веки, как звук повторился.
Тихая печальная мелодия неслась откуда-то из смежного со спальней кабинета, но припомнить, что там могло ее порождать, он не смог, как ни напрягал плавающий в мутной полусонной одури мозг. Вроде бы ничего такого…
«Поминальник!.. — пришло вдруг озарение. — Конечно же, поминальник!»
Сменив хлопотную жизнь жандарма на вполне респектабельную карьеру гвардейского полковника (не по своему желанию, однако), он и думать забыл, каково это — вскакивать в два часа ночи от заполошного звонка. Благо все возможные полковые дела, не требующие отлагательства, вполне могли потерпеть и до утра. Поэтому и поминальник, с которым прежде не разлучался даже, пардон, в сортире, бывало, забывался то в прихожей, то в столовой, то вообще — в кармане мундира, повешенного в шкаф… Теперь, вероятно, он оставил его на письменном столе в кабинете.
«Неужели нельзя подождать до утра… — проворчал полковник, откидывая одеяло и шаря ногами по полу в поисках удобных домашних туфель. — Что у них там — кобыла жеребится или кто-то из унтер-офицеров загулял и угодил в полицию?…»
Он, убей, не мог вспомнить, чей номер пометил в памяти приборчика аллегро мольто из «Осени» Вивальди. >>[13] Но, видимо, ни с чем радостным данный номер не ассоциировался, если для него была избрана эта напоминающая о бренности всего живого музыка…
«О господи! — хлопнул себя по лбу, окончательно сбрасывая дрему Бежецкий. — Это же номер Маргариты!»
Точно. Именно на эту мелодию сменил он «Весну» того же Вивальди, когда их с баронессой отношения окончательно разладились. Все же не повернулась рука ни стереть, ни закрепить за строчкой сухих цифр что-нибудь другое, менее эмоциональное.
Действительно. На дисплее высвечивался знакомый до последнего знака номер.