Грешница (Ренье) - страница 128

Первой нашей заботой было подойти к тому месту, где потонули «Защитница» и «Фортуна», чтобы подобрать уцелевших. Море было еще местами красно и покрыто множеством всякого рода обломков, досками, бочками, кусками весел, клочьями флагов и парусов; но ядра и пули произвели на обеих галерах такое опустошение, в смысле убитых и смертельно раненных, что ничей крик не звал нас на помощь. Все офицеры и солдаты погибли, равно как и шиурма, которая, будучи прикована к банкам, пошла ко дну вместе с галерами. А потому мы никогда бы ничего не узнали об этой неистовой затее, если бы вдруг не заметили трех несчастных, ухватившихся за бочку, которых я и велел поднять на «Отважную» и из которых двое оказались как раз турецкими невольниками кавалера де Моморона, по имени Али и Гассан. Третьим же был один из каторжан с «Защитницы», которого ядро, кстати, расковало, оторвав ему ногу, и который благодаря такой случайности продержался на воде с помощью обоих турецких невольников, пока им всем не оказали помощи.

Как только их приняли на «Отважную» и дали выпить для подкрепления сил, я пошел их расспросить. Тут-то я и узнал от этих турецких невольников, довольно хорошо изъясняющихся по-франкски, кое-какие подробности относительно несчастной экспедиции, стоившей нам «Защитницы» и «Фортуны», вместе с их экипажем. Едва завидев неприятельские суда, мсье де Моморон атаковал их с необычайной яростью и с самонадеянностью, весьма удивительной для столь опытного моряка, у которого не могло быть сомнений в исходе столь неравного боя. Это показалось мне настолько странным, что я спросил Али и Гассана (которых мсье де Моморон употреблял для личных услуг и которые благодаря этой своей службе ходили без оков, почему и спаслись), в здравом ли уме был мсье де Моморон, когда приказал тайно сняться с якоря и броситься на врага. После некоторого колебания старейший из турок признался мне, что последнее время мсье де Моморон был в самом мрачном расположении духа и прибегал, чтобы его рассеять, к частым приемам водки; что это настроение выражалось в сугубом истязании шиурмы и вызывалось, вероятно, скорбью мсье де Моморона о смерти одного из его молодых офицеров, мсье Паламеда д'Эскандо, с которым он жил, если можно так сказать, скорее на турецкий, нежели на французский лад; что если я хочу узнать об этом поподробнее, мне стоит только расспросить лежащего рядом человека, но что я должен поторопиться, ибо с такой тяжелой раной он едва ли долго проживет.

При этих словах я взглянул на третьего из выловленных нами уцелевших. Он лежал на канатах, и судовому хирургу не удавалось остановить струившуюся из его раны кровь, вместе с которой уходила жизнь. И потому он был очень слаб и крайне бледен. Не будучи высок ростом, он казался стройным и сильным, несмотря на худобу, к которой его привело тяжелое ремесло гребца. Когда я вгляделся в него внимательнее, мне показалось, что я где-то уже встречал это лицо, и вдруг я вспомнил, что это тот самый молодой человек, который играл на флейте в оркестре мсье де Моморона, когда Вы, милостивый государь, посетили вашего брата на корабле, и которого тот за фальшивую ноту ударил по голове тростью, так что пошла кровь. Теперь у бедняги кровь шла по-другому, но все-таки, когда я дал ему выпить еще, он как будто немного пришел в себя и открыл глаза, а они были у него замечательно красивые. Я воспользовался этим роздыхом и задал ему несколько вопросов, касавшихся хода сражения. Он ответил мне слабым голосом, но весьма учтиво, что так как это был первый и в то же время последний бой, в котором он участвовал, то в этом деле он не знаток; все, что он может сказать, это то, что он не прочь был посмотреть на такую бойню, ибо если Бог допустил подобную ей меж людьми, то очевидно дьявол больше, нежели он, участвует в управлении миром, что не помешало обеим галерам вести себя самым доблестным образом, от последнего гребца до капитанов; что сам он старался как мог, но что за это он был вознагражден удовольствием видеть, как кавалер де Моморон постоял несколько мгновений в своей кормовой беседке без головы и шляпы, оторванных ядром; что это зрелище достаточно примирило его с дурным обращением и всякого рода оскорблениями, коими мсье де Моморон не переставал его преследовать, взяв к себе на судно, чтобы вдоволь вымещать на нем смерть молодого Паламеда д'Эскандо, которого он убил злополучным ударом шпаги в Кармейранском замке, за что и был сослан на каторгу, хоть он и дворянин и зовут его мсье де Ла Пэжоди.