Два дня, два великолепных украденных у судьбы дня, когда они выкраивали каждую минуту, чтобы побыть вместе. Это все, что им было суждено, и они знали об этом.
Сознание этого придало их любовной связи горько-сладкую пикантность, а опасность, что их могут заметить, добавила перцу. После обеда, когда Ги играл в саду под присмотром Бриджит, Кэтрин пошла в комнату Пола, и они снова бросились в постель, опустив от солнца жалюзи и полностью погрузившись в свой собственный мир. Ночью, когда Шарль заснул, она опять прокралась в комнату, где лежал в ожидании ее Пол. На следующее утро они взяли Ги на прогулку по цветущим окрестностям, вместе с ним радуясь бабочкам, летающим в ярких лучах солнца и алым цветкам мака в зеленых полях. Они шли рядом, не касаясь друг друга, но связь между ними стала настолько реальной, как будто их связывали невидимые нити, и, когда их взгляды встречались, Кэтрин казалось, что она просто тает, всей душой устремляясь к нему. Один раз, когда Ги убежал далеко вперед, Пол подхватил ее на руки, торопливо, жадно расцеловал, одним глазом посматривая за маленькой фигуркой впереди, утонувшей в траве по пояс, а она заливчато смеялась, упиваясь сознанием того, что они отведали от запретного плода, а еще от радости любить и быть любимым.
«Я опять почувствовала себя молодой», – подумала Кэтрин. После стольких лет разочарований и неудовлетворенности, после длинных, томительных месяцев оккупации ее охватила необузданная радость.
Но чем ярче солнце, тем длиннее тени. Решив вначале не допускать, чтобы что-то испортило эти драгоценные дни, Кэтрин пыталась не думать о тенях, как если бы она шла по залитой солнцем аллее, не глядя ни налево, ни направо, в окружавший их лес. Но от тревожных мыслей никуда не уйдешь. Они были где-то там, на периферии сознания, и когда любовные ласки закончились, она набралась смелости сознательно подумать обо всем этом. Ей нужно было не только его тело: она хотела знать о нем все, в мельчайших подробностях, все, что делало его таким необыкновенным человеком.
В каком-то смысле эти разговоры-исповеди сблизили их больше, чем физическая близость. Он рассказал ей о Гери, о дочери, и его боль стала ее болью.
– Ты, должно быть, их очень любил, – мягко произнесла она, поглаживая пальцами тыльную сторону его ладони, желая, чтобы он понял, что она рядом и останется с ним до последнего вздоха.
– Я продолжаю любить их, – сказал он. – Я не перестал любить их, хотя они и умерли.
– Конечно, разве можно перестать?
– Что бы между нами ни произошло, чтобы мы ни сделали, ничто не сможет отнять их у меня.