Две тысячи лет назад Лондон был небольшим кельтским поселением на северном берегу Темзы, которое римляне сперва завоевали, а потом заселили. Лондон медленно рос, пока приблизительно тысячелетие спустя не слился с крохотным королевским городком Вестминстером к западу, и как только был построен Лондонский мост, соприкоснулся с городком Саутворк сразу за рекой. Он продолжал расти, и окрестные поля, леса и пустоши понемногу исчезали под шумными улицами. Он все расширялся и расширялся, вбирая в себя другие селения и деревушки, такие как Уайтчепел и Дептфорд на востоке, Хаммерсмит и Шепхердз-Буш на западе, Кэмден и Ислингтон на севере, Баттерси и Лэмбет на юге за Темзой, поглощая их, как лужица ртути поглощает все более мелкие шарики того же металла. И в конечном итоге от них остались одни названия.
Лондон вырос в нечто огромное и противоречивое. Это было хорошее место, отличный город, но все хорошие места имеют свою цену, и есть цена, которую приходится платить всем хорошим местам.
С течением времени Ричард все чаще ловил себя на том, что воспринимает Лондон как данность; а еще спустя какое-то время стал гордиться, что не посетил ни одной достопримечательности (если не считать лондонского Тауэра, куда ему пришлось сходить с приехавшей на уик-энд тетей Мод, при которой он играл роль гида поневоле).
Джессика все это разом изменила. По выходным во всех прочих отношениях Ричард оказывался в ее обществе в таких неожиданных местах, как Национальная галерея или галерея «Тейт», где узнал, что, если долго ходить по выставочным залам, обязательно заболят ноги, что через какое-то время все великие шедевры мира сливаются в одно пятно и что разуму обычного человека просто непостижимо, сколько дерут за пирожное и чашку чая бессовестные кафетерии музеев.
– Вот твой чай, а вот твой эклер, – говорил он ей. – Гораздо дешевле было бы купить какого-нибудь Тинторетто.
– Не преувеличивай, – весело отвечала Джессика. – И вообще в «Тейт» нет ни одного Тинторетто.
– Надо мне было взять тот вишневый пирог, – говорил он. – Тогда они могли бы позволить себе еще одного Ван Гога.
– Нет, – в полном соответствии с истиной возражала Джессика. – Не могли бы.
С Джессикой Ричард познакомился во Франции, куда однажды поехал на уик-энд два года назад. Точнее, обнаружил этот шедевр в Лувре, когда пытался отыскать знакомых по офису, организовавших эту поездку. Изумленно рассматривая колоссальную скульптуру, он сделал шаг назад и наткнулся на Джессику, которая любовалась исключительно крупным и исторически значимым алмазом. Он попытался извиниться перед ней по-французски, на котором едва-едва говорил, но быстро сломался, начал извиняться по-английски, потом попробовал по-французски извиниться за то, что извинялся по-английски, пока не заметил, что Джессика англичанка настолько, насколько это вообще возможно. Но к тому времени она уже решила, что он должен – в качестве извинения – купить ей дорогой французский сандвич и стакан несусветно дорогого газированного яблочного напитка. Вот, собственно, как все и началось.