— Толмача мне надобно сыскать доброго…
Явили ему походного толмача Максима Бобрикова: сам будучи из донских казаков, мужик ведал почти все языки восточные.
— Откуда у тебя. опыт сей? — удивлялся Миних.
— Опыт от опыта же, — отвечал Бобриков…
Миних прибыл в крепость святой Анны,[7] что стояла на границе турецкой, близ самого Азова, — тут его лихорадка сразила.
Миниха сажали и снимали с лошади, будто куклу деревянную.
Азовский комендант прислал к нему посла-адьютанта.
— Мой паша, любимая тварь аллаха, — сказал посланник, — надеется, что высокоутробный Миних, любимая тварь своей царицы, не со злом прибыл в края эти… Великая Порта войны с Россией не ведет, а комендант Азова не подавал поводов к недовольству вашему!
Максим Бобриков перевел речь посла, как по писаному, не побоясь при этом Миниха тварью назвать. Фельдмаршал дал ответ:
— Поклон паше азовскому посылаю, а боле пока ничего… А вокруг Азова немало пикетов и кордонов понаставлено. Стали их ломать солдаты. И немало вокруг деревень татарских. Всю ночь с фасов цитадели стучала дежурная пушка, предупреждая жителей, чтобы спешили в крепости от русских укрыться. Но жители бежали прочь, в сторону кубанских татар (единоверцев своих). Миних, форпосты взломав, позвал до себя генерала Левашова, который под Азов прибыл с Кавказа, где недавно отдали Надиру Баку и Дербент… Левашов был злобен от потерь земельных, настроен запальчиво-воинственно.
— Вот и воюй, — кратко наказал ему Миних. — А когда прибудет фельдмаршал Ласси, команду над армией ему сдашь. Я поехал…
И отправился в Царичанку, где собирался главный штаб его. Лагерь жил по шатрам и хатам (шумно, сытно, безалаберно и хмельно). Тут были принц Гессен-Гомбургский, генерал Леонтьев, брат графа Бирена — Карл, инвалид известный, Штоффельн, Гейн, прочие… Были здесь еще два генерала — опытные и зверски драчливые: Юрий Лесли из дворян смоленских и Василий Аракчеев из дворян бежецких. Лесли — потомок короля Дункана, но из прошлого удержал в памяти только девиз своего древнего герба: «Держись в седле крепче!» На высохшем теле смоленского воина — латы бронзовые, в которых дед его на Русь прибыл.
Русские солдаты любили Лесли, произнося его фамилию на свой лад: Если… Лесли был храбр и справедлив, как рыцарь, он терпеть не мог принца Гессенского.
— Трусы всегда жестокосердны, — говорил благородный старец. — Можно заставить людей страдать ради дела, но нельзя же страдания людей обращать в свое удовольствие…
В войске принца Гессенского секли солдат преобильно, а раны свежие солью или порохом присыпали. Зато в шатрах генерал-аншефа Леонтьева кормили исправно. Генерал содержал кухню богатую, двух поваров имел. Русского крепостного Степана и наемного француза Жана. Если генерал бывал недоволен соусом, француз отделывался внушением. А русского повара Леонтьев заставлял выпить два стакана перцовки. Закусить же водку велел двумя копчеными сельдями. После чего Степана сажали перед шатром на цепь и два дня не давали глотка воды…