— Кроме вашей светлости, некому быть в регентах. Поверьте истинно, что вся нация желает только вас!
Миних при этом скривился, словно ему обожгло губы, и отошел в сторонку, дабы не высказывать своего мнения. Но этот полководческий маневр не ускользнул от ока герцога.
— Граф! — резко позвал его Бирон. — Вы слышали?
— Нет. Я не слышу отсюда.
— Так идите ближе… идите к нам.
Миних подошел. Бестужев заговорил по-немецки:
— Правда, что в других государствах странным это покажется, отчего в регентстве мы мать с отцом обошли.
— Да, это будет странно, — согласился Бирон, бледнея…
Черкасский что-то нашептывал на ушко Левенвольде.
— Князь! Что ты там интригуешь? Говори громко.
— Доказываю я, что только ваша светлость может спасти нас и народ русский.
Никого иного вокруг себя не наблюдаю…
Миних понял, что он остался один и надо догонять теперь тех, которые в карьере далеко вперед его обежали.
— О чем спор? — заявил фельдмаршал, надвигаясь пузом прямо на Бирона. — Если уж избирать кого в регенты, так никого, кроме вашей светлости, и не надо…
Но губы толстые еще кривил, завидуя (враг!).
Анна Иоанновна подписала манифест о наследовании престола малолетним Иоанном, своим внуком. Многие вельможи при сем акте присутствовали; когда они уже стали покидать больную, Миних задержался в дверях и произвел маневр, много выгод ему сулящий.
— Ваше величество! — заявил он твердо. — Мы уже пришли к согласию и просим вас подданнейше, чтобы регентом при внуке вашем Иоанне быть герцогу Курляндскому…
Анна Иоанновна ничего ему не ответила, а когда двери за Минихом закрылись, она Бирона спросила:
— Что мне сказал сейчас фельдмаршал?
Бирон пожал плечами:
— Он чего-то просил, но я тоже не понял.
Анна Иоанновна натянула на себя вороха жарких одеял:
— До чего же все сразу непонятливы стали… Одна лишь я, лежа вот здесь, все понимаю!
История разбойника Надира, который сгал регентом при малолетнем шахе Аббасе, а потом свергнул его, занимала сейчас воображение Бирона. Впрочем, если вступить в любовную связь с Елизаветой, то эта девка вполне заслонит его от гнева русского…
Теперь он ждал, чтобы Анна Иоанновна освободила его:
«Смерть так смерть, но скорее к развязке. Сколько лет прошло, как у меня не было другой женщины, кроме этой… Да! Пусть она развяжет мне руки…»
* * *
Рибейро Саншес подошел к Бирону:
— Что бы ни говорил архиятер Фишер с тугоухим КаавБуергаве, но они лечат не то, что болит. Я же считаю, что положение императрицы стало окончательно безнадежным.
Бирон прослезился.
— Однако я благодарен вам, — сказал он. — Мои глаза теперь открыты и видят истинное положение в империи.