Западным концом улица вливалась в мощеную площадь, и снова начиналась на другой ее стороне. Еще одна, более узкая улочка вела на площадь с юга — сейчас она оказалась справа от него. По левую руку стоял сплошной ряд домов, а сразу за ними, как ему было известно, текла река. Генерал, восседая на огромном жеребце, расположился там, где площадь снова переходила в улицу Раванов. Он разговаривал с двумя офицерами. Один — смуглый подполковник в гренадерском мундире — стоял по стойке «смирно»; это мог быть только подполковник королевской службы Демпси. Второй был верхом на лошади; через седло была перекинута тигровая шкура, а сам он носил высокий медный шлем с черным бунчуком из конского волоса. Капитан Кэйбл из Бенгальской легкой артиллерии. В закатном свете солнца лицо Демпси выглядело окаменевшим, а губы Кэйбла были сжаты в жесткую линию. Родни услышал, как генерал сказал:
— Только этого. Для тщательного расследования нет времени. По местам, джентльмены.
Офицеры отдали честь и разошлись, и Родни доложил о прибытии. Подъехал еще один всадник, и, не говоря ни слова, занял место у него за спиной, прямо за его лошадью. Он заметил, что это риссалдар, облаченный с синий с золотом мундир бомбейских улан — худой, седеющий старик, с глубоко запавшими глазами, белыми усами и плотно сжатыми губами.
Пехотинцы заполнили площадь и заняли отведенные им места. Крыши стали растворяться в наступающем сумраке. На небе замерцали первые звезды. В сгущающейся мгле фасады домов слепо смотрели на площадь закрытыми ставнями окон. Ни раздавалось ни звука, кроме топота и бряцанья солдатских шагов, и хриплого дыханья генеральского жеребца, шумно втягивавшего ноздрями воздух. Родни еще мог различить белую линию форменных брюк и тусклую массу красных мундиров; впереди, футах в тридцати[132] от генерала, стоял строй гренадеров. За ними — еще гренадеры, потом — ряды туземной пехоты. Ни бомбейских улан, ни английских артеллеристов Кэйбла он не заметил. Гренадеров было заметно меньше, чем стоявших за ними сипаев, и он решил, что их них составили все внешние сторожевые посты, следившие за рекой и подходами к броду. Штыки примкнуты не были; он глядел на тусклое красное море, белое снизу и черное сверху.
Передний ряд гранедеров неподвижно стоял прямо перед ним, четко соблюдая крохотную дистанцию. Это были низкорослые выходцы из лондонских трущоб, с плохими зубами и острыми подозрительными лицами. Они переговаривались между собой, передавая друг другу какое-то сообщение. Он глянул поверх них на сипаев — и он снова был на Хребте в Бховани, перед пылающим зданием суда. У него перехватило дыхание и он покачнулся в седле. Их глаза бегали из стороны в сторону; они все время подергивались; и каждый ждал знака или сигнала. В руках они сжимали винтовки, в подсумках у них было полно патронов и пороха, а британские солдаты стояли к ним спиной. С беззвучным стоном он подал лошадь вперед.