Миновала. Ни ему, ни босому парню кубка не предложили. У Андреа невольно вырвался вздох облегчения; простодушный сосед оказался куда менее сдержанным.
– А мне? – капризно заявил он, потянувшись к кубку. – Дай!
Аббат мягко убрал кубок, покачав головой:
– Тебе это не нужно. Когда станешь взрослым, сможешь сделать выбор. Но не сейчас.
Парень надулся от огорчения: обиженный мальчишка, которого обделили горстью изюма.
– Господь да благословит нашу трапезу. Аминь.
Андреа опасливо заглянул в ближайшую миску: мало ли, что там окажется?!
– Оливки! – просиял парень, заискивающе глядя в лицо гостю. – Вкусно! Будешь с нами жить?
Юноша пожал плечами:
– Не знаю…
И, ощутив зверский голод, принялся набивать брюхо снедью.
Если не считать кровавого причастия, ужин был постным: мясо или рыба на столе отсутствовали. Пиво и вино – тоже. В глиняных кувшинах пенилось свежее козье молоко. Грудами лежали маслины, сыр, дикий виноград, зелень и орехи. Андреа с трудом сдерживался, чтоб не запихивать еду в рот без разбора. А вот его сосед чавкал, хватая все подряд. Лишь время от времени, ловя на себе снисходительные взгляды монахов, ненадолго вспоминал о приличиях. Наконец он сыто рыгнул и вновь повернулся к Андреа.
– Ты где был раньше?
– Как это: где? – опешил юноша. – На Корсике жил. С дядей в море ходил.
– Кор-си-ка. Дя-дя, – старательно повторил парень, пробуя слова на вкус. – Глупый, в море ходить нельзя! У-то-нешь!
– Мы на тартане ходили, – как маленькому, объяснил Андреа.
– Тар-та-на? Кто это: тар-та-на?
«Да он просто дурачок!» – дошло наконец до юноши. На всякий случай он отодвинулся от соседа подальше. И чуть не свалился со скамьи.
– Такая большая лодка, – сообщил он, вставая. – Под парусом.
Глаза дурачка округлились.
– Лод-ка! Большая! У нас тоже есть лод-ка!
– Идем, сын мой, я провожу тебя в келью, – подошел отец Джованни. – Темнеет, ты можешь не найти дорогу…
Дурачок увязался следом, и аббат не стал его прогонять. На остров стремительно рушилась ночь, в лиловом небе зажигались теплые лампадки звезд. Кузнечики сходили с ума, в кронах деревьев перекликались ночные птицы; над головами бесшумно мелькали силуэты летучих мышей. Андреа не покидало ощущение сказочности происходящего. Это сон; утром он проснется, и…
Темный провал входа в келью.
Воплей Карлуччи Сфорца не слышно: похоже, угомонился.
– Можно мне проведать дядю?
– Конечно. Идем.
У проема дальней кельи теплился масляный светильничек. Взяв его, аббат пригласил Андреа войти. Дурачок остался снаружи. Дядя лежал на такой же лежанке, на какой сегодня очнулся Андреа. Левая нога контрабандиста была тщательно перевязана. На повязке темнела проступившая кровь.