– Кэйт! – крикнул он. – Не смей!
– Хорошо. – Я пожала плечами. – Вместо этого я нарисую картинку.
Итак, я нарисовала так хорошо, как могла. Я нарисовала картинку также изнутри, матку и трубы, и остальное, и объяснила ему все, что узнала о менструации. Я как-будто объяснила ему, что девушке нельзя сделать хорошо, если не знать некоторых особенностей ее тела. Он сидел, положив голову мне на плечо, рассматривая мой рисунок. Затем я показала место, которое он мог потрогать, чтобы заставить ее безумно захотеть лечь с ним.
Он улыбнулся и сказал, что Сара и так безумно хочет лечь с ним.
– Нет, это другое, – сказала я. – Если ты потрогаешь это место, как бы потрешь, но очень легко, ну, тогда ты будешь удивлен, что произойдет. – И я положила свой карандаш, с удовольствием думая о том, что я сделала для Сары Джейн.
– Откуда ты знаешь все это? – спросил он.
– Я делаю это сама, – сказала я.
– Правда? Я думал только парни делают это. – Это удивило меня, потому что я никогда не думала, что парни могут делать это тоже. Но я полагаю, в этом есть смысл.
Мы поговорили еще немного, но Кайл начал сникать. Мне пришлось наполовину довести, наполовину донести его до лежанки, пока он не отключился. Я сказала ему, что он будет просто-таки больным сегодня утром (и так оно и было). Затем я легла на свой матрац, все мое тело горело от наших разговоров, и я провела остаток ночи со своими любящими руками.
22 октября, 1943 г.
Сара Джейн и Кайл стали близки, как никогда. Я наблюдала за ними в школе, сидевшими на скамейке, и не замечавшими ничего, кроме друг друга. Они дотрагивались руками и медленно поглаживали друг друга, как будто какая-то клейкая субстанция связывала их.
Другие ребята стали более уважительно относиться ко мне в эти дни, и я уверена, это потому, что я сестра Кайла, а Кайл был наиболее уважаемым во всей нашей школе. Я хотела узнать, помог ли ему мой урок анатомии, но понимала, что он будет смущен, если я спрошу. Мне нужно было ждать следующего раза, когда он напьется.
Вчера мисс Крисп имела долгий разговор со мной. Мои рассказы совершенствуются, сказала она, и они «мудрые и поучительные».
– Но твоя природа более живая, чем ты представляешь, Кэт, – сказала она. – Ты всегда уткнута носом в книжку, и, хотя я вовсе не хочу отлучить тебя от чтения, все же в жизни есть и другие вещи.
– Для меня наибольшее счастье читать или писать, – сказала я.
Она посмотрела на меня с недоверием, я и сама не слишком была убеждена в этом, но это была разновидность счастья, которая меня устраивала. Была часть жизни, которой я никогда не знала: настоящие подруги и друзья. У меня никогда не будет детей, я сама буду своим единственным любовником. Я никогда не увижу других частей мира. Единственное место, где я могла легко дышать – это мой дом и моя пещера.