Ну, мать-то, скорее всего, умерла. Такие — с пушком на руках и ноздрями, — они не живут здесь подолгу. Наверное, и он тоже умер. Трудно сказать, почему фрау Клейст была почти уверена в его смерти: ведь он был намного моложе.
Она посмотрела на Алексея Церковного. Он стоял рядом, осторожно поддерживая ее за локоть. Лицо его было неподвижным, и сейчас, в темноте, полной вспыхивающих то здесь, то там рождественских огней, оно показалось ей чужим, грубоазиатским, с припухшими веками и обветренными твердыми губами, в которых чувствовалось пренебрежение к ней, не нужной ему старой женщине.
А Альберт, когда они так же стояли на пристани, шептал ей: «Скорее домой!»
Дом был основательным, крепким, слегка пахшим пылью и сыростью. До прошлого года в ней жила племянница Франца с двумя детьми, в апреле они съехали. Теперь этот дом нужно было продать.
Стараясь не смотреть в зеркала, услужливо подворачивающиеся ей то там, то здесь, она обошла все комнаты.
Алексей спустился в подвал и включил отопление. По углам висела слабая лиловая паутина, в ванной корчилась засохшая тряпка, которой вытерли что-то липкое, так что, высохнув, она превратилась как будто бы в мертвое тельце животного.
Алексей внес в спальню большую дорожную сумку фрау Клейст.
— Мы с вами пойдем в ресторан, — надменно сообщила фрау Клейст. — Я только переоденусь. Ваша комната налево по коридору.
Он приподнял брови, но промолчал. Он, кажется, так ничего и не понял. Она попросила жильца об услуге — помочь ей добраться до Бальтрума, он согласился. Обедать пойдут в ресторан: в доме пусто.
Фрау Клейст закрыла за собой дверь и без сил опустилась на кровать. Кровать была той же, девически чистой, с большими подушками. Она отражалась в трюмо.
На стене все еще висел тот же самый, весьма памятный гобелен: сцена королевской охоты. Она привыкла разглядывать его после любви, когда мальчик, измученный счастьем, проваливался в сон. На гобелене был кудрявый блеклый лес, в который напрасно стремился олень, уже окровавленный. Кровь растекалась по его длинному серебристому боку, и собаки, мчавшиеся на запах этой бледно-красной крови с высунутыми коричневыми языками, уже настигали его.
Было бы справедливо, если бы на гобелене сохранился след от взглядов фрау Клейст. Она ведь так долго смотрела на эту траву, лошадей и оленя, смотрела остановившимися голубыми глазами, тогда очень сытыми, яркими, машинально отмечая для себя золотистую зазубринку в бледном небе, седое кудрявое дерево, лохматую шерсть на хвосте у собаки и красный, натянутый туго чулок короля.