— Неужели ты не понимаешь? Неужели ты не можешь поговорить со мной по-человечески?
— О чем? — И поворачивает ко мне свое темное, заледеневшее лицо. — Не хочешь в гостиницу? Ну, не поедем.
— При чем тут гостиница? Ты разве не слышишь, что Нина лежала в больнице?
— Я слышу. Но все обошлось, слава богу. О чем говорить?
— Как это — о чем? А тебе безразлично?
— Мне не безразлично. Но я бы хотел, чтобы ты успокоилась.
— Останови машину. Разворачивайся! Я так не могу.
Останавливается.
— Чего ты не можешь?
— Тебе же на все наплевать!
— Так что? Мы не едем? Ты хочешь обратно?
— Гадалка-то мне, видно, правду сказала: «Весь к вам интерес у него под трусами!»
Любовь фрау Клейст
В полтора года Любочка начала ходить и неуверенно заковыляла по Гоголевскому бульвару слабыми ножками в своих всегда чистых красивых колготках. Случалось, что вдруг, сделав резкий шажок, она начинала задыхаться, пухлые губки ее ярко синели, и тогда старые женщины, заляпавшие весенний цветущий бульвар своими темными платьями, вскакивали и окружали пеструю от помета песочницу:
— Ай, девочке плохо!
Алла Львовна, жена Алексея Церковного, заведующая секцией в ГУМе, целиком доверяла своему мужу и никогда ни с чем не спорила. Поэтому, когда Алексей сказал, что Любочка в школу не пойдет и будет учиться дома частным образом, она согласилась.
С шестилетнего возраста к Любочке ходили учителя, причем Алексей старался выбирать самых симпатичных и самых внимательных, которые никогда не повышали голоса, много улыбались, так что ребенок, всегда очень ласковый, кроткий и тихий, не знал никаких других бед, кроме этой: врожденного заболевания сердца, имевшего типичную для этого заболевания форму деревянного башмачка.
Этот деревянный башмачок, расположенный не слева к тому же, а справа, часто снился Алексею отдельно от Любочки, как капризное божество, которому он каждый день приносит новые жертвы.
Иногда ему приходили в голову совсем уже странные мысли. Так, например, однажды на курорте, глядя на Аллу Львовну в тот момент, когда она, осыпанная янтарным блеском моря, выходила из него, слизывая с губ соленую воду и щурясь на солнце, — глядя на свою жену, когда она казалась особенно привлекательной, и не зря широкоплечие, играющие в волейбол парни жадно покусывали ее своими бесстыжими глазами, Алексей вдруг быстро сказал себе, что если для Любочки нужно отдать Аллу Львовну, сейчас заплатить Аллой Львовной за Любочку, то он и на это согласен. Вообще ему все время хотелось словно бы договориться с кем-то, от кого зависела жизнь его ребенка, кого-то задобрить, пожертвовать, вымолить.