— Тогда наводи порядок сначала в своем доме, прежде чем приказывать мне.
— Я не приказывала.
— О Господи, а что же еще ты делала? Джудит отвернулась.
— Иди. Твоя лошадь ждет под дождем. Гевин собрался было что-то сказать, но передумал и вышел из-под карниза. Джудит сидела и массировала ногу, не переставая ругать себя. Всем своим поведением она выводит его из терпения. Вдруг она замерла. Какое значение имеет тот факт, что она злит его? Она ненавидит его, не так ли? Он отвратительный, бесчестный человек, и один день ласкового обращения не заставит ее изменить свое отношение к нему. Или заставит?
— Мой господин! — Голоса доносились до нее как бы издалека. — Милорд Гевин! Леди Джудит! — Голоса приближались.
Гевин, еле слышно выругавшись, затянул подпругу, которую только что расслабил. Он совсем забыл о своих людях. Как этой маленькой ведьме удалось так околдовать его, что он ни разу не вспомнил, что их ищут? И теперь они рыщут по округе, промокшие, замерзшие и, без сомнения, голодные. Как бы ему ни хотелось вернуться к Джудит, возможно, провести с ней ночь, его люди — на первом месте.
Ведя за собой лошадь, он перешел ручей и поднялся на холм. Наверняка они уже заметили костер.
— С вами все в порядке, мой господин? — спросил Джон Бассетт, когда они встретились. Они стояли под проливным дождем, с их лиц текла вода.
— Да, — ответил Гевин, не глядя на свою жену, которая сидела прислонившись к камню. — Началась буря, а Джудит подвернула ногу, — проговорил он и замолчал, так как Джон взглянул на небо. Вряд ли можно было назвать весенний ливень бурей, к тому же Гевин и его жена могли бы воспользоваться имевшейся у них лошадью.
Джон был старше Гевина, он служил рыцарем еще у его отца и имел богатый опыт общения с молодыми людьми.
— Понятно, мой господин. Мы привели лошадь госпожи.
— Черт, черт, черт! — пробормотал Гевин. Теперь она заставила его солгать своим людям. Он подошел к кобыле и резко дернул подпругу.
Джудит, несмотря на боль в ноге, бросилась к нему.
— Нельзя так грубо обращаться с моей лошадью, — возмутилась она.
Он мгновенно повернулся к ней.
— Нельзя так грубо обращаться со мной, Джудит!
Джудит стояла у полураскрытого окна и молча смотрела в ночь. На ней был халат из тонкого дамасского шелка цвета индиго, отделанный бледно-синим шелком. Вырез, полы и подол были обшиты горностаем. Дождь закончился, и воздух был напоен свежестью. Она с неохотой отвернулась от окна и взглянула на пустую кровать. Джудит знала, что с ней творится, хотя не хотела признаваться себе в этом. Что же она за женщина, если млеет от ласки мужнины, которого презирает? Закрыв глаза, она буквально почувствовала его руки и губы на своем теле. Разве у нее нет гордости, если она позволяет своему телу предавать себя? Она скинула халат и скользнула в пустую, холодную постель.