— Пилюли «как прежде» через день… новые капли в одиннадцать часов и в четыре… и «горячительная микстура по надобности», — перечислил мистер Пуллет, посасывая в паузах мятную лепешечку.
— Ах, для сестрицы Глегг, может, тоже было бы лучше, ежели бы она ходила иногда к доктору, а не жевала турецкий ревень, когда у нее что заболит, — заметила миссис Талливер, естественно сводя все эти медицинские вопросы к тому, что занимало ее ум.
— Да, страшно подумать, — воскликнула миссис Пул-лет, всплеснув рунами, — как это люди так играют своим здоровьем. Это значит — просто судьбу искушать. Зачем тогда доктора, если не пользоваться их услугами? И когда у людей есть деньги, чтобы заплатить доктору, это просто неприлично, я тысячу раз говорила Джейн. Мне из-за нее перед знакомыми стыдно.
— Ну, нам-то нечего стыдиться, — заметил мистер Пуллет, — с тех пор как умерла миссис Саттон, у доктора Тэрнбулла нет в нашем приходе другой такой больной, как вы.
— Знаешь, Бесси, Пуллет хранит все склянки от моих лекарств, — сказала миссис Пуллет. — Ни за что ни одной не продаст. Он говорит — пусть, мол, люди увидят их после моей смерти. Уже две длинные полки в кладовой заставлены, — добавила она, принимаясь плакать, — хорошо, если на третью достанет. Я могу отойти прежде, нежели закончу дюжину этих новых. Коробочки от пилюль в стенном шкафу, что в моей комнате, — ты не забудешь, сестрица? — а вот от больших облаток и показать нечего, разве что счета.
— Не говори о своей смерти, сестрица, — прервала ее миссис Талливер, — кто вступится тогда за меня перед сестрой Глегг? И ты одна только можешь заставить ее помириться с мистером Талливером — сестрица-то Дин никогда на мою сторону не станет, а ежели бы и стала, разве может она говорить как те, у кого есть свои деньги?
— Знаешь, Бесси, твой муж, и правда, неладный какой-то, — заметила миссис Пуллет, готовая, по доброте души и свойственной ей склонности к меланхолии, повздыхать и над чужой бедой. — Он никогда не относился хорошо к нашей семье, а должен бы; и дети в него — мальчик озорной, всегда убегает от своих дядюшек и тетушек, а девочка грубит и такая смуглая. Тебе не повезло, Бесси; мне очень тебя жаль, ты ведь моя любимая сестра, и нам всегда нравился одинаковый узорчик на платье.
— Я знаю, Талливер горяч и говорит лишнее, — согласилась миссис Талливер, вытирая скупую слезинку, — но, видит бог, как мы поженились, он никогда и слова не сказал против того, чтоб я звала к нам моих родных.
— Я тебе вредить не стану, Бесси, — сочувственно проговорила миссис Пуллет, — боюсь, у тебя и без того горя хватит; да еще у твоего мужа на шее эта бедная сестра и ее дети, и тяжбы заводить он, говорят, охотник. Боюсь, как бы он не оставил тебя без гроша, когда помрет. Чужому кому я, конечно, и словечком об этом не заикнулась бы.